На нашей долгой бытности Казалось нам не раз, Что снег идет из скрытности И для отвода глаз. Утайщик нераскаянный, — Под белой бахромой Как часто вас с окраины Он разводил домой! Все в белых хлопьях скроется, Залепит снегом взор, — На ощупь, как пропоица, Проходит тень во двор. Движения поспешные: Наверное опять Кому-то что-то грешное Приходится скрывать. 1956
Три месяца тому назад, Лишь только первые метели На наш незащищенный сад С остервененьем налетели, Прикинул тотчас я в уме, Что я укроюсь, как затворник, И что стихами о зиме Пополню свой весенний сборник. Но навалились пустяки Горой, как снежные завалы. Зима, расчетам вопреки, Наполовину миновала. Тогда я понял, почему Она во время снегопада, Снежинками пронзая тьму, Заглядывала в дом из сада. Она шептала мне: «Спеши!» Губами, белыми от стужи, А я чинил карандаши, Отшучиваясь неуклюже. Пока под лампой у стола Я медлил зимним утром ранним, Зима явилась и ушла Непонятым напоминаньем. 1957
После издания «Доктора Живаго» Пастернак почувствовал, что не может жить только переживанием сделанного, что вместе с романом ушел в прошлое огромный исторический период и перед ним «освобождается пространство, неиспользованность и чистоту которого надо сначала понять, а потом этим понятым наполнить».
