«Дорогой брат Виктор!

Получил твоё письмо о русской деревенской жизни. Конечно, то, о чём ты пишешь, ужасно, сплошной беспросвет. Старец сказал, что если грех совершает какой-то отдельный человек, то ответственность падает на него одного, однако если грех становится нормой жизни общества, то ответственность падает на весь народ и Бог наказывает этот народ, для того чтобы его воспитать. Поэтому не стоит преувеличивать значение врагов и ненавистников народа и переваливать вину на кого-то ещё. Ведь если Бог попустит врагу одолеть целый народ, то это чаще всего значит, что народ своими грехами дал врагу право себя победить. Конечно, воевать с врагом можно и нужно, однако до тех пор, пока мы не лишим его права себя побеждать, мы будем терпеть поражение за поражением. В последние времена к покаянию относятся как к некоему внешнему, почти формальному действию. Люди не понимают того, что покаяние — это труд всей жизни. Старец называет его «бесконечным рукодельем». То есть покаяться — это значит не просто перечислить свои грехи на исповеди и даже не просто перестать их совершать, но предпринять труд всей жизни, делая прямо противоположное совершённому тобой греху. Это и есть настоящее покаяние, и только оно имеет цену. Поэтому ты тоже настраивайся на долгий кропотливый труд. Ещё Старец сказал, что если ты хочешь помочь России, то лучший способ — это сделать лучше самого себя. Если ты исправишь себя, то одновременно исправится частичка России. А если исправлять Россию, не исправляя самого себя, то и Россия останется неисправленной. Поэтому трудись. Пиши о своей жизни, нам очень интересно знать о тебе все подробности. Обнимаем тебя с братской любовью…

Н.»

Глава 24. И снова Матёрый

Всюду пронеслись слухи: «Запорожцы!., показались запорожцы!..» Всё, что могло спасаться, спасалось.

Н.В.Гоголь. Тарас Бульба

Чернобровый, насмешливый, похаживал меж гаражей ловкий, как барс, быстрый, как куница, кадет Ярослав Телепайло. Посмеивался он, положив руки на чёрные рогатины мощных баллист, засунутых за широкий пояс. Поскрипывали высокие армейские ботинки с подошвами толще, чем самый добрый шмат сала, нарезаемый донецким олигархом собственному сыну. Глаза Телепайлы блистали, верхняя губа, уже почти украшенная усами, задорно кривилась в усмешке. Не терпелось лихому Телепайле растянуть в могучем порыве тугую резину боевой рогатки, пустить свистящую плюху в задницу поганому историку Сахарскому.

— Вот-вот появится машина, теперь совсем скоро, — бормотал, таясь в засаде, осторожный кадет Лобанов. Он и ещё два стрелка засели в кустах шиповника рядом с зеркальным порталом «Лямбда-банка». Именно этот адрес назвал атаман Вася. Именно сюда, к банковскому подъезду, подъехал накануне заветный жёлтый таксомотор, непрестанно исполнявший песенку Винни Пуха. Велосипедные казаки атамана Васи проводили его по бульварам до самой набережной и оттуда в Замоскворечье. Златокудрый Вася лично отвлекал таксиста, пока бойцы отцепляли Петрушин телефончик от бампера. А потом Вася позвонил в сторожку Троицкого подворья. На тот самый номер, с которого непрестанно названивали на мобильник, заставляя его верещать песенки.

— Слава Богу! — послышался в трубке неузнаваемый, уже больной голос Петруши Тихогромова. — Вы нашли машину? А номер дома записали?

— У нас есть точный адрес, — успокоил приятеля атаман. — Сиди в сторожке, никуда не уходи. Сейчас привезём молока, мёда и перцовой настойки. Будем тебя лечить.

— А меня уж лечат, — уныло прогундосил Петя, шевеля ногами в тазике с кипятком. Несколько добрых прихожанок кружились вокруг него с шарфиками, градусниками и народными средствами.

Петруша всё же заболел. Но задание было выполнено: очень скоро Иван Царицын уже диктовал адрес замоскворецкого офиса «Лямбда-банка» группе стрелков под руководством Ярослава Телепайло. И на следующий день, незадолго до полудня, группа Телепайлы была на месте.

По плану Царицына, человека, который выйдет из здания с фальшивым письмом Суворова, следовало атаковать в момент посадки в автомобиль. Оглушённый водяной бомбой системы «Капитон», обстрелянный навозными плюхами и пейнтбольными шариками, курьер должен выронить письмо (или чемоданчик, в котором оно находится). В этот миг, как вихрь, налетят отважные роллеры, чтобы подхватить упавшее и стремительно скрыться в переулках.

Царицына ждало страшное разочарование. Противник оказался мудрее, чем думали юные стратеги из Кружка выжигателей имени графа Суворова. Настал полдень, потом четверть первого, однако никакой автомобиль не приезжал за проклятым письмом. Парковка перед офисом «Лямбды» оставалась пустой. Оно и понятно: выходной день, банки не работают. Время шло, а цель не появлялась. Наконец даже удалой Телепайло начал нервничать. Он уже собирался звонить Царицыну, когда огромные гаражные ворота банка разверзлись, выпуская бледно-жёлтую инкассаторскую машину с парой зелёных полос и маленькой хищной эмблемкой «Лямбды».

И никто б не догадался никогда. Но каким-то чудом Паша Лобанов, отличавшийся отменным зрением, разглядел за узким лобовым стёклышком человека, категорически не похожего на инкассатора. Потому что был он лыс как колено, плохо выбрит и держал в зубах сигару!

А ещё — взгляд, случайно перехваченный Пашей Лобановым. Этот взгляд был страшен — полубезумные, злые, пожирающие глаза.

— Братцы мои… — выдохнул в ужасе Лобанов, — они курьера, как Ленина, на броневике повезли!

Наверное, в каждом городе бывает такой домик — столь неказистый, что все про него забывают, будто даже видеть не хотят. У всех незаметных домиков России есть нечто общее: смиренно-серенький, немного печальный фасад, небольшие оконца, лёгкая кривизна вертикалей. Зданьице словно уворачивается от глаз, складывается, сжимается в пространстве. Право, чудной эффект: иной прохожий и смотрит прямо на домик в оба глаза, и даже пустую банку из-под пива поставит на каменный цоколь заборчика, а если спросить, то выяснится: самого-то домика и не приметил.

Обычно такие домики живут больше на бумаге, чем в действительности. На почтовый адрес направляются разные коммунальные бумажки, однако никто в целом мире не интересуется даже землёй, на которой стоит особнячок. Такие зданьица, лишившись владельца, вмиг запустевают и уже не могут обрести нового хозяина. Так и стоят, ветшая, пока не прекращают существование незаметно, попадая под горячую руку судьбы, либо тихо сгорают вместе с окружающими постройками, либо вместе с кварталом отправляются под снос.

Есть и в центре Москвы такой домик. Ещё менее заметным он делается оттого, что рядом возвышается прекрасная и древняя церковь Феодора Студита, а на соседнем здании (то есть прямо над крышей серенького дома, если смотреть с бульвара) уже несколько лет висит огромное рекламное панно с губастой девушкой, рекламирующей тушь для ресниц. Оказывается, прохожие делятся строго на две группы: одни глядят на церковь, другие — на губастую особу, при этом и те, и другие смотрят как бы сквозь серенький домик. Оно и понятно: мало кого в наше время интересует полководец граф Суворов, родившийся в этом самом домике, а уж ещё менее любопытны современному прохожему родители графа, которые хоть и были людьми весьма благочестивыми и добрыми, однако никак себя в русской истории не отметили, кроме как в родительской своей ипостаси.

Несколько лет назад про особнячок всё-таки вспомнили потому что он числится в списках Министерства культуры как «Дом-музей родителей А.В.Суворова» и охраняется государством. Министерство даже выделило полмиллиона рублей на ремонт обветшавшего памятника московской городской архитектуры XVIII века, однако деньги до цели так и не дошли. Поскольку последний раз ремонт делался после пожара 1812 года, находиться в домике было опасно. С потолка летела труха, сыпался песок. Ни одна из дверей не

Вы читаете Кадеты Точка Ру
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату