открытому лицу, к слегка выдававшемуся подбородку, свидетельствовавшему о незаурядной воле и властолюбии. Европейский костюм отца, с жилетом и часами на цепочке, дополнял образ, который в глазах маленького Джавахарлала был воплощением мужества и ума.
Мальчик любил отца, но и боялся его. Особенно когда тот сердился и обрушивался на слуг и всех, кто подворачивался ему под горячую руку. В эти минуты Джавахарлал переживал настоящий ужас. Отец расходился так, что все домашние прятались и старались не попадаться ему на глаза, чтобы не испытать на себе его ярость. Как-то раз мальчик сам стал жертвой безудержного гнева отца. Случилось это так. Джавахарлал увидел в его кабинете на столе две ручки, которые ему очень понравились. Он рассудил, что отцу никак не могут понадобиться сразу две ручки, и поэтому взял одну из них себе. Пропажа обнаружилась, и в доме начались поиски. Все было сдвинуто с мест и осмотрено. Джавахарлал ужасался содеянному, но было уже поздно, признаться он побоялся. Вскоре, однако, его изобличили. Отец сгоряча крепко выпорол сына. Ослепленный болью и обидой, мальчик кинулся в объятия матери, которая была возмущена свирепой вспышкой мужа, но упрекнуть его открыто не решилась. В течение нескольких дней она не отходила от кровати сына, смазывая его дрожащее от боли маленькое тело бальзамами и маслами.
Когда Джавахарлал оправился от побоев, он не затаил обиды на отца, понимая, что был наказан по заслугам, хотя, может быть, и чересчур жестоко. Мотилал глубоко сожалел о случившемся, однако свои чувства не обнаруживал, желая, чтобы урок, преподанный сыну, не был забыт.
Вскоре отец подарил Джавахарлалу прекрасный трехколесный велосипед. Теперь по вечерам, когда спадала жара и аллеи заполняла прохладная тень, мальчик катался по гладким дорожкам. Быстрое движение приносило ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Он разгонялся, сломя голову несся под уклон, не обращая внимания на испуганные возгласы старших. Потом, отдыхая, Джавахарлал с восторженным интересом наблюдал закат; любовался причудливой игрой красок на горизонте, смотрел, как утопал на краю земли огромный солнечный круг, плавясь в облаках. Слуги уже давно звали Джавахарлала, а ему не хотелось идти домой. Далеко в храме зажигались лампады. В темном углу сада вздыхала проснувшаяся сова. На душе у мальчика в эти минуты было удивительно легко.
Когда Джавахарлал засыпал, он видел себя во сне летающим, словно птица. Сны эти часто повторялись и были яркими и реальными.
Мальчик любил верховую езду. У него был красивый пони с примесью арабской крови. Однажды во время вечерней верховой прогулки Джавахарлал упал, и пони вернулся домой без хозяина. В этот вечер у отца собрались гости. Появление пони без мальчика вызвало настоящий переполох; охваченные тревогой, все ринулись на поиски. Скоро его обнаружили целым и невредимым и на радостях устроили мальчику такую встречу, словно он совершил подвиг.
Находясь постоянно среди взрослых, Джавахарлал все внимательнее прислушивался к их разговорам, старался понять смысл того, о чем они спорят, чем возмущаются. Порой любопытство разбирало его до такой степени, что он даже прятался за занавеску и простаивал там часами. Когда Мотилал обнаруживал спрятавшегося сына, он сажал его на колени, и тот, прильнув к широкой груди отца, становился немым участником бурных дискуссий взрослых. Его мозг, как губка, вбирал в себя то, что говорилось. Его пытливый ум четко схватывал, что больше всего его отца и взрослых двоюродных братьев возмущала несправедливость законов и неравноправное по сравнению с англичанами положение индийцев. Джавахарлалу было известно немало случаев, когда англичане в ссорах убивали индийцев, а суд, состоявший из соотечественников убийц, оправдывал их. Унижение ждало индийцев повсюду — и это в их собственной стране! Они не имели права, например, ездить на поездах в одних купе с англичанами, посещать парки и общественные места. Особенно вызывающий вид был у евразийцев[13], которые причисляли себя к высшей расе и старались при любом случае подчеркнуть свое превосходство перед соотечественниками. Двоюродные братья Джавахарлала не раз затевали с ними столкновения, кончавшиеся прямыми потасовками. Эти случаи чрезвычайно волновали всех домашних, особенно женщин. Ни к чему хорошему такие стычки привести не могли. Однако всякий раз непререкаемый авторитет Мотилала Неру действовал безотказно. С ним были уважительны все. Даже облеченные властью англичане относились к нему с нескрываемым почтением и не прочь были завязать с ним дружбу. Хотя мальчик слышал много плохого об англичанах и полностью разделял возмущение взрослых по поводу их несправедливого отношения к индийцам, некоторые из англичан — гостей отца — правились Джавахарлалу. Его привлекал независимый и гордый характер англичан, их красивая манера держаться, внутренняя сила и уверенность в себе, которые чувствовались в каждом жесте. Ему нравилась мелодичность английского языка. Он буквально наслаждался английской речью Энни Безант, часто бывавшей в их доме хорошей знакомой отца. Ее слова звучали так красиво и многозначительно, что Джавахарлал каждый раз принимал их за великое откровение, хотя не понимал их смысла.
Иногда Джавахарлал задумывался: чем его отец выделяется из среды своих соотечественников и почему он живет другой жизнью, совсем непохожей на ту, которую ведут остальные индийцы? Пытаясь ответить на этот вопрос, Джавахарлал вглядывался в рисованный портрет деда, отца Мотилала. С портрета на мальчика смотрели строгие глаза. «Он, наверное, знает все», — думал Джавахарлал. Но портрет хранил тайну. Дед скрестил на груди руки и... молчал.
В доме Мотилала Неру, как и во всех индийских домах, под одной крышей жило множество родственников, которые почитали особо главу семейства. Сам Мотилал редко вмешивался в домашние дела, и хозяйством заправляла его мать, своенравная и властолюбивая женщина. Она была на редкость расторопна, предусмотрительна, помнила обо всем и обо всех, никому и в голову не приходило перечить ей или ослушаться ее распоряжений.
В Индии распространены ранние браки. Правда, Мотилалу было уже двадцать, когда он женился на кашмирской девочке, семья которой жила в городе Лахоре. Но вскоре после рождения сына она умерла. Сын ненадолго пережил свою мать.
Тхуссу, так звали до замужества пятнадцатилетнюю девочку из Лахора, тоже из рода кашмирских брахманов, стала второй женой Мотилала. По существующему обычаю после брака она приняла новое имя — Сварупрани. Это была худенькая женщина, маленького роста, походившая на фарфоровую статуэтку. В ее хрупком теле жила, однако, большая душа, способная не только беззаветно любить близких и безропотно нести женскую долю, но и стойко встречать любые жизненные невзгоды. В первые годы замужества ей оказалось совсем непросто приспособиться к обстановке в новом доме, тем более что хозяйкой в нем была не она, а свекровь.
Так уж сложилось, что кашмирские женщины пользовались большей свободой, чем женщины равнинной Индии. Кашмирки могли находиться в обществе мужчин, участвовать в их беседах.
Супруги Неру жили в добром согласии, ценили мнение друг друга и души не чаяли в единственном сыне — Джавахарлале. Мать целиком посвящала свой досуг сыну, проводила с ним все свободное от домашних хлопот время. От нее и услышал Джавахарлал рассказ о своем древнем роде.
— Мы, сынок, кашмирцы, — с нескрываемой гордостью говорила мать. — Кашмир — это чудесный горный край на севере Индии. Вершины гор там покрыты белыми снегами, внизу же — красные поля тюльпанов и других цветов, но больше всего тюльпанов... Кашмирцы — гордый и древний народ.
Сварупрани рассказывала сыну, что более двух столетий назад его предок по имени Радж Кауль в поисках славы и счастья спустился на богатые равнины Индии. В эти времена империя Моголов после смерти Аурангзеба уже начала приходить в упадок. Император Фаррухсиар, посетивший долины Кашмира, встретился с Радж Каулем, который славился знаниями санскрита и персидского языка. По приглашению императора Радж Кауль переехал ближе ко двору в Дели. Фаррухсиар пожаловал ему поместье, расположенное на берегу канала, и с тех пор к его имени стали прибавлять слово «Неру»[14].
Семья Кауль-Неру испытала немало превратностей судьбы. С падением могущества императорского двора мельчало и разорялось ее поместье. Дед Мотилала был первым адвокатом «Компани Саркар» при дворе императора в Дели, а отец — Ганга Дхар Неру, на портрет которого часто посматривал любознательный Джавахарлал, служил начальником делийской полиции. Он умер молодым, в возрасте тридцати четырех лет, не дождавшись рождения Мотилала.
После восстания сипаев в 1857 — 1859 годах, когда английские каратели без разбора крушили и жгли все, что им попадалось под руку, Неру лишились почти всего своего состояния; семейные реликвии, документы и бумаги были уничтожены.
