мертвой руке кольцо и горестно завыла. Когда тело накрыли мешком, стоявший рядом с женщиной старик помог ей подняться на ноги и повел прочь. По его лицу тоже текли слезы.
Не в силах больше смотреть, Никлас отвернулся и прямо перед собой увидел Маргед Моррис. В шестнадцать лет она считалась самой хорошенькой девушкой в долине, а теперь, повзрослев, стала красивой молодой женщиной. Но сейчас, с изможденным лицом и ввалившимися глазами, Маргед казалась вдвое старше своих лет.
— Оуэн пропал, — прошептала она. — Есть… есть ли возможность, что он выжил?
Почему он сам не погиб в шахте? Тогда ему не пришлось бы отвечать на ее вопрос. Но он должен ответить, потому что только он знает, где находился Оуэн во время взрыва.
— Едва ли, Маргед, — выдавил он из себя. — Ствол Бичен обвалился. Должно быть, тогда же обрушились и прилегающие к нему выработки. — У него перехватило горло, он с трудом сглотнул и закончил: — Инженер считает, что в той части шахты не выжил никто.
Мгновение она просто смотрела на него широко раскрытыми глазами, и Никлас засомневался, поняла ли она его слова. Но тут же заметил, что Маргед дрожит всем телом, словно в сильном ознобе.
Не в силах видеть выражение, застывшее в глазах женщины, он крепко обнял ее, пытаясь хоть как-то утешить и ее, и себя самого. Маргед прижалась к нему, как утопающая к своему спасителю, и разрыдалась.
Чувствуя, что и его глаза полны слез, он хрипло произнес:
— Ни ты, ни дети никогда ни в чем не будете нуждаться, Маргед. В этом я клянусь.
Но произнося эти слова, он знал — никакие деньги не заменят ей мужа, а ее детям — отца.
Увидев приближающуюся Клер, он устремил на нее взгляд, отчаянно молящий о помощи. Она поняла.
— Маргед, если будут хорошие вести, тебе сразу же сообщат, — подойдя к подруге, ласково сказала девушка. — Но сейчас позволь мне отвести тебя домой. Ты нужна детям.
Маргед медленно выпрямилась и провела тыльной стороной руки по глазам, вытирая слезы.
— Да, я должна пойти к детям… и с-сказать матери Оуэна, — промолвила она безжизненным голосом. На мгновение лицо се исказила ярость. — Я никогда не позволю моим сыновьям работать в шахте, никогда! — Клер взяла ее под руку, и они, повернувшись, побрели прочь.
Никлас смотрел вслед удаляющимся женщинам, пока они не исчезли в толпе.
Уже почти стемнело, и вокруг зажигали все новые факелы. В их мерцающем свете территория шахты стала похожа на средневековую фреску, изображающую ад.
Со свинцовой тяжестью на сердце Никлас вновь направился к устью шахтного ствола и присоединился к группе других спасателей, которые возвращались в шахту после небольшого отдыха. Покрытые слоем угольной пыли, они были почти неотличимы друг от друга. Никлас знал, что сам выглядит точно так же.
Он ждал своей очереди спускаться в шахту, когда знакомый голос вдруг рявкнул:
— Какого черта ты тут делаешь, Эбердэр? Убирайся с моей земли.
Никлас повернулся и увидел решительно шагающего в его сторону Майкла Кеньона. Так вот чей голос отдавал приказы! Стало быть, это Майкл командовал спасательными работами, и, кажется, у него это хорошо получилось.
— Побереги свое раздражение до лучших времен, — устало промолвил Никлас. — Сейчас тебе нужна каждая пара рук, кому бы она ни принадлежала.
Увидев, что Майкл открыл рот, чтобы возразить, Никлас вскинул руку.
— Заткнись, Майкл, — быстро сказал он. — Право же, заткнись.
На щеках Майкла Кеньона вспыхнули пятна гневного румянца, но он не стал больше спорить. Сжав губы в тонкую линию, он развернулся и ушел.
А Никлас снова спустился в шахту.
После того, как Клер увела Маргед с шахты, она не видела Никласа двое суток. На исходе второго дня, прошедшего после взрыва, возчик Льюис привез графа Эбердэра домой. Когда дворецкий Рис Уильямс позвал Клер. она ужаснулась, увидев лежащего в повозке Никласа. Он был без сознания и вдобавок в грязи и угольной пыли, на его руках и разорванной одежде виднелась кровь.
Льюис стал ее успокаивать.
— Он не ранен, мисс Морган, а просто здорово вымотался. — И возчик одобрительно кивнул. — Наш граф, хоть он и наполовину цыган, славный парень, это точно. Не боится испачкать руки. Говорят, он не спал два дня. Но рано или поздно каждому человеку требуется отдых.
Уильямс и один из лакеев вытащили Никласа из выстланной соломой повозки. Поглядев на Клер, дворецкий сказал:
— Да не беспокоитесь вы так, мисс. Мы о нем позаботимся.
Понимая, что она будет только зря путаться у них под ногами. Клер вернулась к возчику.
— Мистер Льюис, уже есть окончательный список потерь?
Лицо Льюиса искривилось.
— Да, мисс Морган. Тридцать два погибших, несколько десятков раненых, пятеро пропавших без вести. В деревне едва ли найдется хоть одна семья, где никто не погиб или не пострадал. Считают, что из тех, кого еще не нашли, никто не выжил. Поиски тел будут продолжаться, но завтра в тех частях шахты, которые не обвалились, опять начнут рубить уголь.
Ну конечно, жизнь должна продолжаться, со злостью подумала Клер. Лорд Майкл и Мэйдок не хотят терять свою драгоценную прибыль, мешкая с возобновлением работ.
— Спасибо за то, что привезли лорда Эбердэра домой, мистер Льюис. — Клер в нерешительности замолчала. Может, он ждет, чтобы ему заплатили?
Догадавшись, о чем она думает. Льюис сказал:
— Не надо, мисс Морган. Лорд Майкл Кеньон уже обо всем позаботился. Он человек крутой, но, скажу я вам, справедливый. Он несколько раз самолично спускался в шахту. — Тут Льюис доверительно понизил голос: — Шахтеры надеются, что теперь он сам будет управлять шахтой. Джордж Мэйдок никогда бы не стал тратить столько времени на спасательные работы.
Выходит, у лорда Майкла все-таки есть кое-какие хорошие качества. Попрощавшись с возчиком, Клер вошла в дом и в нерешительности остановилась в холле. Помимо организации питания спасателей и ухода за ранеными, она в эти дни еще и обошла дома своих друзей, чтобы предложить помощь и утешить тех, у кого погиб кто-то из близких.
В конце концов сегодня ее одолела страшная усталость, и она заснула как убитая. Поспав три часа. Клер встала и собиралась вернуться обратно в деревню, но, судя по тому, что сообщил мистер Льюис, нужда в ее помощи уже не была такой острой, тем более что от сильного утомления она едва держалась на ногах и не могла ясно мыслить.
Клер вздохнула и вернулась в свою спальню, где тут же заснула опять.
Когда она проснулась, было уже темно. Хотя Клер чувствовала себя совершенно вымотанной, мысли у нее больше не путались, и она с мучительной ясностью осознала, что никогда больше не увидит Оуэна. Острое чувство потери пронзило ее, усугубив душевную боль, которую она переживала из-за Маргед и ее осиротевших детей.
Ночь была под стать се настроению — начиналась гроза, вокруг дома свистел ветер и стучал ветками по оконным стеклам. Музыка так органично сливалась с шумом ветра и с ее горестными мыслями, что Клер не сразу сообразила, что эта печальная мелодия звучит не в ее голове. Все было почти так же, как в ее первую ночь в Эбердэре, только на сей раз она знала, откуда взялись в ночи звуки арфы. Никлас проснулся и играл погребальную песнь.
Одиночество вдруг показалось ей невыносимым. Клер встала, надела домашние туфли и умылась холодной водой. На ней все еще было помятое дневное платье, потому что она легла спать не раздеваясь. Клер не стала собирать волосы в пучок, а просто стянула их сзади ленточкой и пошла искать Никласа. Стояла глубокая ночь, и все остальные обитатели дома наверняка уже давно спали.
Она нашла его в тускло освещенной библиотеке. Вымывшийся и одетый в свой обычный черно-белый костюм, он выглядел почти так же, как всегда, только на подбородке темнел кровоподтек, и ободранные пальцы оставляли кровавые следы на металлических струнах арфы. Когда Клер вошла, он поднял голову, взглянул на нее ничего не выражающими глазами и снова склонился над арфой. Хотя слова и мелодия были
