Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения

Я не в силах сказать, как сгибаются лодыжки моих ног и в чем причина моего малейшего желания,
В чем причина той дружбы, которую я излучаю, и той, которую получаю взамен.
Я поднимаюсь к себе на крыльцо и останавливаюсь, чтобы подумать, верно ли, что оно существует,
Вьюнок за моим окном больше радует меня, чем метафизика книг.

Увидеть зарю!
Маленький проблеск света заставляет увянуть огромные и прозрачные тени,
Воздух так приятен на вкус.

Полеты нашей неугомонной вселенной, молчаливо и невинно резвящейся, вновь и вновь источающей влагу,
Несущейся вкось и высоко и низко.

Нечто, чего я не вижу, кажет сладострастные свои острия,
Моря ослепительно яркого сока разливаются по небу.

Охваченная небом земля смыкается с ним ежедневно,
Сверху с востока я слышу мне брошенный вызов,
Дразнящий меня насмешкой: по-твоему, ты — властелин?

25

Огромное, яркое солнце, как быстро ты убило бы меня,
Если бы во мне самом не всходило такое же солнце.

Мы тоже восходим, как солнце, такие же огромные, яркие,
Свое мы находим, о душа, в прохладе и покое рассвета.

Моему голосу доступно и то, куда не досягнуть моим глазам,
Когда я шевелю языком, я обнимаю миры и миллионы миров.

Зрение и речь — близнецы, речь не измеряется речью,
Она всегда глумится надо мной, она говорит, издеваясь:
«Уолт, ты содержишь немало, почему ты не дашь этому выйти наружу?»

Ну, довольно издеваться надо мною, слишком много придаешь ты цены произнесению слов,
Разве ты не знаешь, о речь, как образуются под тобою бутоны?
Как они ждут во мраке, как защищает их стужа?
Земля, расступающаяся перед моими вещими воплями,
Я первопричина всех явлений, все они у меня в равновесии,
Мое знание в моем живом теле, оно в соответствии со смыслом всего естества,
Счастье (пусть всякий, кто слышит меня, сейчас же встанет и пойдет его искать).

Не в тебе мое основное достоинство, я не позволю тебе отнимать у меня подлинную личность мою,
Измеряй миры во вселенной, но не пытайся измерить меня,
Только взглянув на тебя, я вызову в тебе самое лучшее.

Ни писание, ни речь не утверждают меня,
Все, что утверждает меня, выражено у меня на лице,
Даже когда мои губы молчат, они посрамляют неверующих.

26

Теперь я буду слушать, только слушать,
Все, что услышу, внесу в эту песню, пусть она обогащается звуками.

Я слышу бравурные щебеты птиц, шелест растущей пшеницы, болтовню разгоревшихся щепок, на которых я варю себе пищу,
Я слышу свой любимейший звук, звук человеческого голоса,
Я слышу, звуки бегут сообща, все вместе или один за другим,
Звуки города и звуки природы, дневные звуки и звуки ночей,
Многословные разговоры юнцов со своими друзьями, громкий смех рабочих за едой,
Озлобленный бас расторгаемой дружбы, еле слышный шепот больного,
Судью, прижимающего руки к столу, когда его побелевшие губы произносят смертный приговор,
Выкрики грузчиков, разгружающих судно, припев матросов, отдающих якоря,
Колокола, что возвещают пожар, грохот быстро бегущих пожарных машин с бубенцами и цветными огнями,
Свисток паровоза, громыханье подходящего поезда,
Тягучие звуки марша в голове многолюдной колонны, люди шагают попарно
(Они идут воздать почести какому-то трупу, к их флагам привязаны ленты из черного крепа).

Я слышу виолончель (эти скорбные жалобы юного сердца),
Я слышу пронзительные звуки корнета, они торопливо скользят ко мне в уши;
Сладкие-сладкие боли пробегают у меня по животу и по груди.

Я слышу хор, это опера.
Ах, это поистине музыка, которая мне по душе,