роскошном экипаже, украшенном гербом, и является владельцем аристократического отеля в Бухаресте. До сего дня он свято бережет старую квитанцию — как пергамент, где начертана его аристократическая родословная, как свидетельство того, на какие жертвы он был способен в тяжелые для отечества времена…
Он дает все новые доказательства своего патриотизма: например, на сооружение памятника Брэтиану[100] он внес двадцать лей, на памятник егерям подписался на пять лей. Вечно молодой духом энтузиаст, всегда такой же великодушный, как накануне одиннадцатого февраля, дядя Ницэ процветает и пользуется всеобщим уважением за свои прекрасные душевные качества.
ПОЛИТИКА И ДЕЛИКАТЕСЫ
История эта вполне правдивая, и потому ее стоит рассказать.
В одном крупном провинциальном городе, вернее, в одной маленькой столице, — называть ее мы не будем, — жил умный торговец, который решительно и открыто заявил себя сторонником консерваторов. Либералы его ненавидели, но ничего не могли с ним поделать: в его магазине всегда был богатый выбор товаров, как в самых роскошных магазинах в настоящих столицах. Другого такого магазина не было во всей округе. Однажды, когда у власти были либералы, видный член партии консерваторов, бывший министр, вздумал выставить свою кандидатуру в нашей местности. Сняв целый этаж в доме торговца-консерватора, над самым его магазином, министр на все время выборов поселился на центральной улице нашего города. Это вывело из себя либералов, и они отправили к торговцу депутацию с серьезным запросом:
— Вы сдали дом живодеру?
— Сдал.
— Верните ему задаток!
— Почему?
— Потому что не пристало коммерсанту, одному из наших единомышленников, сдавать дом живодеру.
— Простите, но я не из ваших; я консерватор.
— Вы об этом пожалеете!
И в самом деле, торговец в скором времени испытал на себе гнев либералов. Начались придирки и преследования в таможне, в акцизном управлении, на железной дороге и так далее… Но дело этим не кончилось: либералы подговорили своих сторонников, и спустя две-три недели ни один из них не переступал больше порога магазина купца-консерватора. Разумеется, бойкот не ускользнул от внимания торговца, но он замечал с удивлением, что сбыт товаров ничуть не снизился. Заметно сократилась только продажа напитков — цуйки[101] и полынной водки. Но ведь маловероятно, что либералы питаются только одной цуйкой и полынью, да еще в такую пору, когда они не в оппозиции. Смышленый торговец сообразил, в чем тут дело: либералы верны своему слову и не переступают порога магазина, но, не желая лишать себя свежих фруктов и всяких деликатесов, посылают туда подставных лиц, наказав им не говорить, для кого делаются закупки.
В один прекрасный день торговец из разговора своих клиентов, распивавших цуйку, узнал, что вечером состоится большой прием у господина Янку в честь министра и двух-трех ораторов, приехавших из Бухареста для проведения предвыборного митинга. Господин Янку, отличавшийся острым языком, был зачинщиком бойкота. Супруга его славилась своими торжественными обедами не меньше, чем своими туалетами. Именно в этот день купец получил из-за границы транспорт свежих товаров. В огромных витринах магазина он вывесил объявление: ЗЕРНИСТАЯ ИКРА, ПЕРВЫЙ СОРТ. — СВЕЖИЕ УСТРИЦЫ. — СЕМГА РЕЙНСКАЯ и т. д.
В воскресенье в одиннадцать часов утра в магазине началось столпотворение. Покупатели толпились перед прилавками, выпивая на ходу и закусывая.
В магазин шумно ввалился чей-то слуга;
— Почем зернистая икра?
— А сколько вы, дорогой, возьмете?
— Килограмма два-три.
— Так… Откуда вы будете?..
— Откуда бы ни был… какая ваша цена?
— Если вы не скажете, кто вас прислал, я ничего вам не отпущу. Я получил от больших господ задаток на всю икру.
Слуга постоял минуту-другую в нерешительности и удалился.
Икру так и расхватывали. Не прошло и четверти часа, как в магазин явилась старушка покупательница.
— Целую руку, голубчик, — заговорила она, оглядываясь по сторонам. — Ведь это и есть самый большой магазин?
— Узнай, что ей нужно! — крикнул торговец одному из продавцов.
— Есть у вас зернистая икра?
— Есть.
— Почем за око[102]?
— Око? — переспросил торговец. — А сколько вам надо?
— Два-три ока.
— Это вы для себя?
— Полноте! Куда мне такая уйма? Упаси бог! Сейчас пост. Я для господ…
— Для каких же господ?
— Не могу сказать.
— Не скажете? Тогда у меня нет для вас икры.
Старуха, поразмыслив, с таинственным видом отозвала торговца в сторону и, не в пример слуге, зашептала:
— Я, голубчик, от господина Янку. Только ты меня не выдавай, потому как он мне строго наказал не говорить, кто меня сюда послал.
— Вот как… От господина Янку… Вот и передай господину Янку, что я продаю икру по сто лей за кило.
— Ох, горе мне! Да где же это слыхано! Господин Янку сказал, если будет икра, заплатить хоть по двадцать восемь лей.
— Как вам будет угодно. Воля ваша, а товар мой. Если господин Янку хочет купить икру, пусть сам пожалует сюда. Мы с ним столкуемся.
Старуха ушла, огорченная провалом своей дипломатической миссии.
Время близилось к обеду. В магазин вошел мелкий чиновник, одетый не по-зимнему, хотя на дворе стоял сильный мороз.
— Мальчик, стопку водки! — потребовал он.
Выпив водку, чиновник подул на озябшие пальцы и, на каждом шагу извиняясь, стал пробивать себе сквозь толпу дорогу к мраморной стойке. Добравшись до цели, он остановился и начал разглядывать товары. В этот момент торговец снял крышку со второго бочонка с икрой.
— Браво! — воскликнул чиновник. — К вам поступила зернистая икра? Почем кило?
— А почему это вас интересует?
— Хочу купить.
Торговец набрал на кончик ножа икры на пробу и, смерив покупателя взглядом с головы до пят, сказал:
— Не про вас товар. Это вам не селедочная икра.
