Руни отпустил шею здоровяка и, шумно дыша, встал. Щека его кровоточила — там, где по ней пришелся удар сапога, — правая рука онемела, однако в душе Руни ликовал. Он показал этим гадам, что на насилие им ответят насилием.
Маленький Джон поднялся на ноги, и Джек ткнул его в грудь дулом винтовки.
— Иди, отдохни, — сказал он. — Мистер Руни, будьте добры, вернитесь на свое место. Я хочу кое-что сообщить вам всем.
Джек взошел на кафедру проповедника, откашлялся и улыбнулся — ни дать ни взять представитель авиакомпании, извещающий пассажиров о задержке рейса.
— Всем привет, — сказал он. — Мы начали переговорный процесс, и пока все идет достаточно гладко. Не исключено, что к утру Рождества вы вернетесь домой.
Руни показалось, что он уловил всеобщий вздох облегчения.
— Но, увы, есть и плохие новости, — продолжил Джек. — Если что-то разладится, нам, вероятно, придется убить кое-кого из вас.
Из глубины часовни донесся стон. Потом заплакала одна из заложниц.
— Ребята, — с дружеской укоризной произнес Джек. — Ребята, ребята. Вы ведете себя так, будто мы собираемся вас пытать. Даю вам честное слово, если нам и придется кого-то убить, это будет сделано быстро — гуманным выстрелом в затылок.
Джек сошел с кафедры и встал рядом с Руни.
— Да, и еще одно, — сказал он и ткнул Руни в горло дулом винтовки.
Глаза Руни выкатились из орбит, каждая его мышца сжалась до предела. Даже не вскрикнув, он повалился на пол.
— Я полагал, что добиться в этой стране успеха можно только при наличии мозгов, — теряя сознание, услышал он голос Джека. — Неужели так трудно запомнить простую заповедь: «Переступи черту — и ты покойник»?
Когда одиннадцатилетний Брайан Беннетт постучался в комнату сестры, было без десяти минут семь утра.
— Джули? — прошептал он. — Ты встала?
Джулия открыла дверь — она расчесывала свои влажные волосы. Выходит, она уже и душ приняла, разочарованно подумал Брайан. А он-то хотел быть первым. Когда же она проснулась, в шесть, что ли?
— Я как раз собиралась тебя разбудить, — сказала Джулия. — Папа еще спит?
— Как убитый… то есть как бревно, — быстро поправился Брайан. — Мы даже не знаем, когда он вчера лег. Хочешь, я сварю овсянку, а заодно разбужу наших чудищ?
— Давай, а если у тебя останется время, займись Трентом, Эдди и Рикки, — ответила Джулия. — А я буду одевать девочек.
— Идет, — ответил Брайан. Он уже направился по коридору к спальне мальчиков, однако притормозил и сказал: — Знаешь, Джули, мне как-то не по себе оттого, что папа вчера застал нас всех в таком виде. Я правда думаю, что мы должны помогать ему. Вставать пораньше, готовить всех к выходу.
— Ну что же, спасибо, — ответила Джулия. — Очень мило, что ты так говоришь.
Черт! — подумал Брайан и поморщился. Что он, в самом деле, суетится, расшаркивается перед сестрой?
— Тот из нас, кто последним приведет свою команду в порядок, просто слабак, — бросил он через плечо.
Он быстро накрыл на стол, потом распахнул дверь спальни мальчиков. Когда он дергал за ногу Рикки, с верхней койки свесил голову Трент.
— Санта-Клаус уже приходил? — тревожно спросил он.
— Нет, Рождество еще не наступило, — ответил Брайан. — Разбуди Рикки и отправляйтесь чистить зубы. Быстро.
Когда пять минут спустя его братья покинули спальню, Брайан довольно улыбнулся. Девчонки наверняка только еще выползли из кроватей. И мисс Совершенство-во-Всем, Джулия, наверное, занимается с ними ритмической гимнастикой или еще чем. Ан нет. Игра их закончилась вничью.
Брайан даже рассмеялся, когда щелкнул на кухне выключателем и увидел эту картину. Все дети, умытые и причесанные, чинно сидели за обеденным столом.
В школе на сегодня была назначена генеральная репетиция рождественского представления. Крисси, Шона, Бриджет и Фиона будут изображать ангелов с венчиками на головах. Трент и Эдди — пастухов. Рикки получил роль Иосифа, и сейчас его физиономию украшала накладная борода. Даже Джейн и Джулия, которым ролей не досталось, облачились в длинные серебристые балахоны. Они будут петь в хоре. Ну, у него-то, понятное дело, костюмчик почище прочих — Брайан был одним из трех волхвов.
Джулия достала из складок своего балахона фотоаппарат и щелкнула кнопкой. Странное дело, подумал Брайан. Почему-то девчонки всегда знают, как следует поступить.
Когда приглушенные смешки, топот и возня моего многочисленного семейства разбудили меня этим утром, я не сразу осознал, что жены рядом нет. Я потянулся к ее подушке, ощутил холод простыни и сразу все вспомнил. И меня вдруг словно ледяной водой окатило: «Если детей приготовила к школе не Мейв, то кто же?»
Я сорвал со спинки кровати старый халат. А выйдя на кухню и увидев детей в праздничных костюмах, окончательно убедился в том, что все еще сплю.
Не могли же они сами подготовиться? — подумал я. И дрянной же из меня получился отец! Я совсем забыл о спектакле.
Я благодарно кивнул Джулии и Брайану.
— Я знаю, что нынче не воскресенье, — с энтузиазмом взревел я, — но, может, кому-нибудь хочется попробовать воскресный завтрак?
Крики «нам» и «мне» еще метались по кухне, отражаясь от ее стен, а я уже хлопнул о плиту двумя чугунными сковородками.
Озадаченная Мэри-Кэтрин появилась на кухне, когда я раздавал ребятишкам месиво из бекона, яиц, картошки и зеленого лука. Я протянул ей тарелку и, улыбнувшись, сказал:
— Я же предупреждал вас, что все мы — чокнутые.
Торжественное шествие Беннеттов к школьному крыльцу снова остановило уличное движение. Вылезшая из такси фигуристая брюнетка в черном платье с блестками, которое она явно не снимала всю ночь, увидев процессию моих красавцев и красавиц, замерла у бордюра, приложила ладонь к декольтированной груди и выдохнула: «Ох-х-х!»
Однако реакция директрисы порадовала меня куда сильнее.
— Дай вам Бог здоровья, мистер Беннетт! — открывая пошире дверь, произнесла она и улыбнулась — самой настоящей улыбкой.
Вернувшись в фургончик, я решил посидеть здесь с минуту. Взял с сиденья номер «Таймс», подобранный мной на пороге квартиры, и раскрыл его — впервые за утро.
И как только увидел собственную фотографию под заголовком «ПОХОРОНЫ ПЕРВОЙ ЛЕДИ КЭРОЛАЙН ХОПКИНС ОБЕРНУЛИСЬ ЗАХВАТОМ ЗАЛОЖНИКОВ», радость, распиравшая мою грудь, вмиг испарилась. Под фотографией стояла еще одна веселенькая подпись: «Мы ничего не знаем». Я взглянул на имя автора статьи. Кэти Калвин.
Я покачал головой. Отделала она меня наилучшим образом. Даже фотография была ужасна. Задумчивое выражение моего лица на ней легко было принять за свидетельство полной растерянности.
Ну спасибо тебе, Кэти Калвин, подумал я. Удружила. С этой мыслью я бросил газету на сиденье и включил двигатель машины.
Сколько времени было на часах, когда комедиант Джон Руни решил, что хватит ему притворятся спящим, он не знал, однако, судя по бледному свету, пробивавшемуся сквозь витражное стекло, уже настало утро. Он выпрямился, прислонился к оградке алтаря, потер кулаками глаза.
