сначала вам придется заплатить его долю выкупа.
— Мы еще не собрали всех денег, Джек, — ответил детектив. — Дайте нам чуть больше времени.
«Чуть больше, вот оно как? Интересно, для чего. Может, для того, чтобы вы придумали новый способ взять нас?»
— Ну так переведи его долю раньше, вот и все, — сказал Джек. — А не хочешь, не переводи. Но скажи его людям, что решение нужно принять быстро. Вид у Ксавье Брауна такой, точно в следующий раз его имя появится в «Уолл-стрит джорнал» на странице некрологов. Я буду отслеживать счет. Как только увижу деньги, открою парадную дверь.
Тяжеленного финансиста тащили к выходу пятеро здоровяков. Юджина Хамфри пошла следом и, как только больного опустили на пол, снова начала массировать Брауну грудь.
Один из парней Джека высунулся из двери, ведущей в комнату службы безопасности, и поманил к себе Джека. В комнатке на обшарпанном столе стоял ноутбук.
— Готово! — возбужденно сказал этот парень. — Деньги на месте.
Джек подошел к ноутбуку, взглянул на экран. В столбце, который следовал за номером их счета в коста-риканском банке, появилась тройка с шестью нулями. Деньги пришли по сложной паутине промежуточных счетов, разобраться в которой человеку непосвященному было невозможно.
Три миллиона. Вот он и стал миллионером. Не дожив еще и до сорока. Поднимая рацию к уху, Джек ощущал легкое головокружение.
— Выпускайте Толстяка, — сказал он.
«Неужели сейчас канун Рождества?» — подумал я.
Я стоял на углу Пятидесятой улицы и смотрел на падающий снег — на сей раз не мягкий, не похожий на пух. Капли замерзшего дождя били мне в лицо, точно летящий из аэродинамической трубы песок.
У заграждений собрались толпы туристов, упорно не желавших разойтись. Посмотреть на елку оказавшегося за полицейским кордоном Рокфеллеровского центра им не удалось, и теперь они довольствовались тем, что глазели на разворачивающееся вокруг собора представление.
Я направился к Рино и Оукли, стоявшим у черного оперативного автобуса ФБР. Оукли держал в руках какие-то чертежи.
— Майк, — сказал он, — мы собираемся вернуться к твоей первой идее насчет северного шпиля. Надо пробраться в собор оттуда.
Лицо его было усталым, осунувшимся, но даже в холодном сумраке невозможно было не заметить решимость, светившуюся в его глазах. Оукли потерял одного из своих бойцов, и он не остановится, пока не отомстит за его смерть.
— Наверное, это лучшая оперативная возможность, какая у нас есть, — сказал я. — Но что, если мы снова попадем на засаду? Отступать, прыгая с высоты сто метров, будет сложновато.
— Мы переговорили с Уиллом Мэттьюсом и ответственным за операцию сотрудником ФБР, — сказал Рино. — Другой вариант — массированный прорыв силами всех подразделений со всех сторон сразу. И мы не остановимся, пока не возьмем всех бандитов, Майк.
Тут зазвонил прикрепленный к моему поясу кризисный телефон.
— Майк слушает.
— Как делишки, Майк? — спросил Джек.
Я мысленно перебрал стратегии, которые мог бы использовать. Я мог повести себя пассивно, мог агрессивно. Мог задать кое-какие вопросы, пытаясь прощупать с их помощью его теперешнее настроение. Но я уже устал от стратегий. Игру эту вел Джек, и мне надоело притворяться, что все как раз наоборот.
— Убийство мэра было ошибкой, — сказал я. — Вам хотелось убедить нас в том, что вы психопаты? Что ж, вам это удалось. Но это делает штурм собора неизбежным. Что, по вашим словам, приведет к взрыву, который погубит вас. После чего вам будет трудновато потратить такие большие деньги.
— Ах, как мрачно, Майк, — сказал Джек. — Похоже, у тебя опускаются руки, а ведь мы прошли только треть пути. Выходит, вы наконец решили играть всерьез? Это хорошо. Тогда все, что вам нужно, — это доиграть до конца. Да, пока не забыл, в полночь вы получите еще одну усопшую знаменитость.
— Не делайте этого, Джек, — сказал я. — Мы можем придумать какой-нибудь…
— Заткнись! — рявкнул Джек. — Я устал от проволочек. Вы сделали свой ход и провалились, теперь вам придется платить за это. Повторяю, к полуночи вы получите еще один прославленный труп. И на сей раз не какую-нибудь ерунду вроде мэра. Я уже выбрал кандидатуру. Она вам понравится.
Нам оставалось только ждать, мучительно и долго, и я решил пока оставить у кризисного телефона Неда Мейсона и навестить Мейв.
Войдя к ней, я обнаружил кое-какие изменения. Койку ее застелили свежим бельем, и халат на ней тоже был новый.
Мейв не спала, смотрела репортаж об осаде собора. Я выключил телевизор, потом взял ее за руку.
— Привет, — сказал я.
— Я тебя видела по ящику, — улыбнулась мне Мейв. — Ты в этом костюме всегда такой красивый. На чье крещение ты его надевал?
— Крисси, — ответил я.
— Крисси, — повторила моя жена и вздохнула. — Как там наша малышка Пик?
— Прошлой ночью приходила в гнездышко, — ответил я. — Забыл тебе сказать. Я многое забыл сказать тебе, Мейв…
Она подняла руку, приложила палец к моим губам:
— Я знаю.
— Мне не следовало уделять столько времени работе. Я хочу…
— Прошу тебя, не надо ничего такого хотеть, — тихо сказала она. — Я же поняла, когда мы только познакомились, как ты предан своей работе. Я так гордилась тобой, глядя, как ты разговариваешь с журналистами. Для меня это было, ну, словно вдохновением.
— А что, по-твоему, было вдохновением для меня? — сказал я, стягивая с нее одеяло.
— Нет, только не на этих новых простынях. Подожди. Я припасла для тебя подарок.
Мы с ней всегда обменивались подарками в канун Рождества, обычно часа в три утра, после того как укладывали под елку очередной велосипед или игрушечную железную дорогу.
— Чур я первый, — сказал я, доставая из сумки красиво обернутую коробку. — Идет?
Я разорвал обертку и показал Мейв портативный DVD-проигрыватель и стопку купленных для нее дисков. Это были записи старых черно-белых детективов, Мейв любила их больше всего.
— Я сюда как-нибудь еще и жареные куриные крылышки протащу. И все будет как в старые добрые времена.
— Ты просто сорвиголова, — ответила Мейв. — А теперь мой подарок.
Она достала из-под подушки обтянутую черным бархатом коробочку, в каких продают драгоценности, и протянула ее мне. Я открыл крышку. В коробочке лежала одна-единственная золотая серьга — колечком. В конце восьмидесятых, когда мы с Мейв познакомились, я носил похожую.
Я расхохотался. Собственно, расхохотались мы оба.
— Надень ее, — попросила Мейв.
Я начал вставлять серьгу в ухо.
— Ну как я выгляжу?
— Как принарядившийся пират, — ответила моя жена, счастливо улыбаясь.
— Гр-ром и молния, — зарычал я, обнимая ее.
Но вскоре я почувствовал, что тело Мейв цепенеет, отстранился от нее и задрожал, увидев холод, появившийся в ее глазах. Дыхание Мейв стало неровным. И я начал лихорадочно жать на кнопку вызова медицинской сестры.
— Я разлила родниковую воду, мама, — сказала Мейв с ирландским акцентом, от которого она когда- то с таким трудом избавилась. — Ягнята еще во рву, все до единого.
