Я молчал. Говорила она искренне, и все же с ней надо быть настороже. Она выставила и меня, и все Управление круглыми идиотами. Но с другой стороны, если репортер «Таймс» перед тобой в долгу, это может оказаться весьма кстати.
— Приношу свои извинения, Майк, — повторила она. — Я чувствую себя последней сволочью.
— Что ж, по крайней мере с самооценкой у вас теперь все в порядке, — заметил я.
— Я знала, что в конце концов мы с вами подружимся. А звоню я вот почему: я брала интервью у попавших в заложники знаменитостей. Разговаривала с активистом борьбы за гражданские права, преподобным Соллстисом, и знаете, что он мне сказал?
Неистовый в обличениях Соллстис был известен главным образом одной чертой характера. Ненавистью к копам.
— Считайте, что я затаил дыхание, — сказал я.
— Он говорит, что, по его мнению, преступники были копами, — сообщила Калвин. — Вот я и решила поделиться с вами этой новостью. И сказать заодно, что печатать подобную чушь я отказываюсь. Хорошо? Видите, я не такая уж и плохая.
— Хорошо, — ответил я. — Спасибо за звонок.
Положив трубку, я откинулся на спинку кресла, обдумывая выдвинутые Соллстисом обвинения. Что именно ему известно? И насколько это важно? Я перезвонил Калвин и получил от нее номер его телефона.
Откладывать разговор на потом я не стал.
— Здравствуйте, ваше преподобие. Я детектив Майкл Беннетт из Управления полиции Нью-Йорка. Расследую захват собора. Мне сказали, что у вас есть информация по этому делу.
— Ха! — выпалил Соллстис. — Я знаю, чем вы там занимаетесь. Волынку тянете. Норовите замять эту историю. Послушайте, милейший, мне все известно. Я знаю копов. Только профи вроде вас могли обращаться с нами так, как это делали вы. Вы, копы, провернули все дельце, а теперь хотите упрятать концы в воду.
Могло ли это быть правдой? Весьма и весьма сомнительно.
Однако Соллстис поставил передо мной два серьезных вопроса. Откуда преступники знали о тактике осады? И почему все выглядело так, точно им заранее было известно о каждом нашем шаге?
На самом деле на острове Райкерс, что в Бронксе, стоит не одна тюрьма, а десять, и вмещают они до семнадцати тысяч заключенных. Райкерс смахивает на маленький город со своими школами, спортивными площадками, церквами и мечетями, продуктовыми магазинами, парикмахерскими и даже мойкой для машин.
Я приехал туда на следующее утро, с утра пораньше. Идея пришла мне в голову ночью, теперь же у меня появилась возможность проверить ее.
В восемь с минутами я уже оказался на территории тюрьмы. Меня провели в небольшую комнату для свиданий. И следующие несколько часов я просидел в ней, побеседовав за это время с десятками заключенных. Я проигрывал им сделанную во время переговоров запись голоса Джека, рассчитывая, что кто-нибудь из них слышал его во время прежних своих отсидок.
Однако ни один из семидесяти девяти заключенных, приходивших ко мне в эту тесную комнатку, ничем меня порадовать не смог. Представляете, как я себя чувствовал?
Так было, пока не появился восьмидесятый мой гость, Тремейн, костлявый тюремный «старожил» лет примерно сорока. И вот он-то сказал, что вроде бы слышал раньше голос Джека:
— Наверняка не скажу, но может быть.
Возвращаясь с Райкерса, я позвонил Лонни и попросил его прогнать отпечатки пальцев убитого бандита по базам данных, в которых хранятся сведения о людях, работавших в органах правопорядка нашего города, штата и страны в целом.
Час спустя у меня в кабинете запищал факс. Мне показалось, что прошел месяц, прежде чем из этой машины с гудением выполз листок бумаги. Я осторожно, чтобы не смазать еще свежую краску, поднял его с лотка.
А потом уже не смог оторвать от него глаз — не от фотографии, с которой мне улыбался мертвый теперь преступник, а от стоявшего под ней текста. Невероятно! — думал я.
Я набрал номер Уилла Мэттьюса и, когда нас соединили, сказал:
— Это Беннетт. Похоже, мы их нашли.
Когда мы выехали за черту города, пошел снег. Вереница из восьми машин — седанов ФБР и фургончиков особого подразделения нью-йоркской полиции — мчалась по Вестчестерскому лесу, однако ехали мы вовсе не в домик, в котором жила бабушка Красной Шапочки.
На повороте к Плезантвиллу мы покинули магистраль и покатили на запад, к Гудзону. И наконец, проехав вдоль взъерошенной ветром реки, остановились у высокой бетонной стены, увенчанной рядами колючей проволоки. К ней была привинчена вывеска: «ИСПРАВИТЕЛЬНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ „СИНГ-СИНГ“».
Я вылез из машины, постоял немного у тюремной стены. Воздух здесь был холодный, и он, как показалось мне, стал еще холоднее, когда охранник, несший дежурство на башне, резко повернул в мою сторону закрытое темными очками лицо. Дуло болтавшейся у него на груди винтовки грозно поблескивало.
Сколько времени мы провели, пытаясь отправить этих бандитов за решетку, думал я, вглядываясь в тюрьму особо строгого режима. И нате вам, они за решеткой уже и были.
Отпечатки пальцев погибшего в автомобильном салоне преступника принадлежали Хосе Альваресу, охраннику, работавшему в «Синг-Синге» и уволившемуся оттуда полгода назад.
Позвонив начальнику тюрьмы, мы выяснили, что в неделю, на которую пришелся захват собора, двенадцать охранников дневной смены не выходили на работу под предлогом болезни.
И внезапно многое начало вставать на места. Слезоточивый газ и резиновые пули, приблатненный язык, смешанный с псевдовоенной терминологией. Ответ на все вопросы торчал у нас перед носом, однако лишь подозрения его преподобия Соллстиса и хорошая память бывшего узника «Синг-Синга» Тремейна помогли нам его увидеть.
Тюремные охранники не хуже, чем копы, умеют управлять толпой и сдерживать ее, к тому же они не чураются жесткого насилия, если это необходимо.
— Готов, Майк? — спросил Стив Рино.
Наши подозреваемые уже находились в тюрьме — на службе. И чтобы арестовать их, нам нужно было войти в это логово зверя.
Ветер, лупивший по зыбкой речной воде, приобрел ураганную силу, однако с моего лица не сходила улыбка.
— Пошли повидаемся с Джеком, — сказал я.
Ношение стрелкового оружия в тюрьмах особо строгого режима не допускалось ни при каких обстоятельствах, и потому нам, копам и агентам Бюро, пришлось, прежде чем перед нами с гудением разъехались двери, сдать оружие на хранение.
— Люди, которые сказались тогда больными, уже собраны в комнате для опознания, — сообщил директор тюрьмы Кларк, встретивший нас в полутемном коридоре.
Едва мы направились к этой комнате, как рация директора издала пронзительный визг. Он внимательно выслушал сообщение.
— Что случилось? — спросил я.
— Первый блок, — ответил он. — Там что-то происходит. Во всяком случае, оттуда доносятся шум и крики. Скорее всего, какая-нибудь ерунда.
— Вы уверены, что здесь все люди из той смены? — спросил я, когда мы остановились у затянутой металлической сеткой двери.
Директор тюрьмы внимательно посмотрел сквозь сетку.
— Вроде бы так. Хотя, постойте, нет, — сказал он. — Отсутствуют сержант Родс и сержант Уильямс.
