дорические полуколонны. Я признался султану, что в жизни не видел ничего красивее, и ему, как я мог заметить, пришлись по вкусу мои слова.
Мне ответили место между султаном и кронпринцем, а все прочие были распределены по группам, состоявшим из арабов, французов и американцев. Для нас приготовили традиционный французский завтрак, состоявший примерно из десяти перемен блюд. Он продолжался не менее трех часов и завершился кус— кусом и мороженым. Я беседовал то с султаном, то с кронпринцем на французском, и оба они понимали меня.
После еды мы, прогулявшись по прекрасному саду, подошли к украшенному мозаиками строению. Интересно в нем было то, что мозаики и орнаменты из палисандрового дерева покрывали пол и стены здания не только внутри, но и снаружи. Перила лестниц и балюстрад были из витой бронзы. Выпив там кофе, мы через двойные шеренги чернокожих стражников проследовали в следующее строение из мрамора, носившее название Павильон Радости. Он стоял в глубине залитого солнцем сада, где пели фонтаны.
Отделанный внутри мрамором и лепниной, Павильон Радости как бы разделялся на две половины помостом, покоившимся на дорических колоннах белого мрамора. Мы сидели на правой половине, а особы более низкого ранга — на левой, где находился также оркестр из местных музыкантов.
Передо мной и султаном прямо на полу на ножках высотою сантиметров тридцать стояли резные серебряные блюда и подносы с девятью различными типами сладостей — всего тысячи две всевозможных приторных деликатесов. Пока мы беседовали, слуги подвинули подносы и блюда поближе к нам. Как я заметил, никто, включая и султана, не взял себе более одного кушанья. Пока мы угощались, нам подали мятный чай.
Когда мы прикончили по второй чашке мятного чая, слуги унесли сладости, явился фотограф и сделал снимки. Когда я уже собирался уходить, султан попросил меня задержаться и вручил мне «Большой Крест Хуссама Алауита» на ленте цвета тыквы, шириной сантиметров десять, с белой окантовкой. Лента как бы рассекала орденоносца наискосок от правого плеча к левому бедру, над которым висела увесистая медаль. В комплект входила огромная серебряная звезда — ее можно было носить всегда, а ленту надевать только в особых случаях. Султан заявил, что наградил меня за мои заслуги перед его страной. Я же ответил, что сделанное мной для Марокко не сравнится с той честью, которой удостоил меня его государь, наградив орденом. Похоже, я опять попал в десятку. Сказано же: «Les lions dans leurs tanieres tremblent a son approche».[29]
Генералы Кейз, Уилбер[30] и Уилсон,[31] а также адмирал Холл получили Большой Офицерский орден (он ниже степенью, чем Большой крест). Полковники Гэй[32] и Конард[33] удостоились Командорского ордена — соответственно менее высокой награды, чем Кейз, Уилбер и Уилсон.
Потом мы прошли к расположенному за залой приемов великолепному бассейну, каких, должен признать, я никогда прежде не видел. В помещении горели красные и зеленые прожекторы. Все поражало воображение: мостки из полированного алюминия, вышки для прыжков в воду, уровень которых устанавливался по желанию простым нажимом рычажка, гребные тренажеры, боксерские мешки, груши и прочее оснащение. Как сообщил мне один из визирей, которому я, по—видимому, особенно понравился, подобные залы имелись во многих городах Марокко. Их, как он сказал мне, посещают женщины; у них нет возможности выходить куда—либо, и такие бассейны единственное место, где они могут заниматься физкультурой.
Затем мы, проследовав через двойные шеренги чернокожих стражников, вернулись в церемониальную залу, где султан в одно мгновение «забыл» французский язык. Я же, пробыв там всего минуту—другую из вежливости, стал собираться домой. Когда я поднялся, султан выразил надежду, что наша встреча — начало долгой дружбы между нами, а также между нашими странами. Я со своей стороны заверил его величество, что сделаю все от меня зависящее, чтобы продолжение наших отношений стало столь же успешным, как и их начало. После чего откланялся.
Поездка в Маракеш и охота на кабанов
КАСАБЛАНКА
Паша Маракеша в течение длительного времени настаивал на том, чтобы я нанес ему визит, и вот во второй половине дня I февраля мы с генералом Уилбером, полковниками Гэем, Уильямсом, Дэвисом[34] и капитаном Джексоном[35] полетели в Маракеш. На летном поле нас встретили один французский генерал и паша с батальоном пехоты. Мы первым делом позвонили командующему французским сектором генералу Мартену, а затем отправились во дворец.
Отделенная от остального города каменной стеной, резиденция паши занимала два городских квартала. Чтобы попасть туда, приходилось пробираться узкими улочками, где не всегда могла проехать машина. За узкими воротами находился прекрасный сад с мраморным фонтаном, который охраняли два мраморных же льва.
В распоряжении паши имелись три гостевых домика, каждый из которых, по моим оценкам, стоил не менее миллиона долларов. В том из них, что был отведен нам с генералом Уилбером, на первом этаже располагался кабинет самого паши и музей, где имелись самые различные экспонаты, начиная от коллекции древнеримских монет и кончая самыми последними образцами стрелкового оружия. Особо надлежит отметить коллекцию мечей, в одном из которых я безошибочно узнал оружие крестоносца. Я знал, что нельзя выражать восхищение каким—либо предметом, ибо, поступи я таким образом, хозяин немедленно подарил бы мне его. Сейчас же могу сказать: многие мечи были очень хороши, как и полное рыцарское кольчужное облачение. Мне прежде не приходилось видеть, чтобы подобное снаряжение находилось в столь превосходном состоянии. Причиной тому, как можно предположить, сухой климат, благодаря которому металл очень долго не ржавеет. Видел я там и очень тяжелую позлащенную кирасу, наверное, начала XV века. Также в музее находился и фарфоровый китайский сервиз, подаренный паше президентом Франции.
На следующем этаже находилась довольно просторная (десять на десять метров), украшенная резными деревянными панелями комната, служившая баром. Однако всевозможные напитки, хранившиеся там, как показалось мне, никто никогда не пил.
Мои апартаменты располагались еще одним этажом выше и состояли из спальни, гардеробной и оборудованной по последнему слову техники ванной. Белые стены высотой не менее трех метров заканчивались лепниной под потолком. Еще в моем распоряжении была гостиная с огромным диваном и причудливо украшенным потолком. Лепнина на стенах, начинавшаяся на высоте человеческого роста, казалась сотканным кружевом. Как сказал мне паша, мастерам понадобился год, чтобы закончить отделку, и, как мне подумалось, он не преувеличивал. Нижняя часть стены была выложена мозаикой из белых, красных и желтых изразцов.
В конце холла, в который выходила дверь моих апартаментов, стоял вооруженный кинжалом араб, которого паша аттестовал как раба. Этот симпатичный парень всячески демонстрировал свое желание угодить мне.
Дом, где размещались другие офицеры, был почти такой же, как и тот, где жил я, однако несколько более тесный, так как предназначался для четырех гостей. На застланных бархатом кроватях лежали настоящие стеганые одеяла. А при каждой спальне имелась отдельная, оборудованная в соответствии со всеми современными требованиями ванная.
После того как, в соответствии с правилами, мы немного передохнули, помылись, потратив на это немногим более получаса, нас отвели в третий дом, где угостили чаем. Затем кади[36] — сын паши — устроил нам небольшую экскурсию по владениям отца — городу и ближайшим его окрестностям.
Я видел несколько очень больших бетонных резервуаров для воды, — на мой взгляд, двести на двести метров или чуть меньше, глубиной не менее трех метров. Как сообщил мне наш гид, в таком вот резервуаре как—то даже утонул один султан. Хотя, как сказал все тот же кади, сам он уверен, что султана просто убили. Он также показал судно, на котором, по его мнению, как раз и произошла трагедия. Это был
