до плеч сплошной волной. Бело-зелёным одеянием он ничем не отличался от прочих, кроме маски, скрывавшей верх лица; никто ему и не кланялся, но Алиедоре хватило одного взгляда.
Камень и сталь. Сила, укрытая до поры до времени фальшивой плотью. Кем по-настоящему мог обернуться этот Мудрый?
На пленников он даже не взглянул.
Алиедору недвусмысленно толкнули в спину, мол, давай.
Она не оглядывалась. Сейчас, вот сейчас Тёрн отдаст приказ – и она…
Кто-то из ноори предостерегающе крикнул. Алиедора оглянулась.
Прямо у причала вода забурлила, на поверхности лопались пузыри. Вокруг растекался до боли знакомый кисло-металлический запах.
– Гниль! – вырвалось у неё. Как бы то ни было, в плену или не в плену, умирать Алиедора не собиралась.
– Это не Гниль, – услыхала она голос дхусса. Как всегда спокойный и сдержанный, словно и не были они оба в руках тех самых Мудрых, от кого так долго и почти успешно пытались спастись.
– Добро пожаловать на Смарагд, Мелли, – усмехнулся Тёрн.
Над поверхностью показалась голова, копна мокрых волос, лицо – лицо обыкновенной девочки лет восьми, ничем не примечательное, каких десяток в любой деревне. Она не то плыла всю дорогу, не то шла по дну, не нуждаясь ни в отдыхе, ни в еде, ни даже в воздухе – иначе дозорные-ноори заметили бы её гораздо раньше.
Бледные и худые руки ухватились за поперечные брусья под пирсом, девочка одним рывком подтянулась – и оказалась совсем рядом. Во всё том же бедном крестьянском платьице, сейчас плотно прилипшем к совсем ещё детскому телу. Мелли ничуть не походила на то страшилище, что – по рассказу дхусса – явилось ему в крепости Ордена Гидры. Просто мокрый и наверняка замёрзший ребёнок.
Среди ноори раздались вопли ужаса. Алиедора успела заметить, как побледнел и отшатнулся Мудрый, как Фереальв со свистом размахнулся клинками; хоть и худые, первые попавшиеся под руку в подземном каземате навсинайцев, они не стали менее грозным оружием в руке мастера. Маги вскинули посохи; со стороны городка уже бежали несколько десятков воинов с длинными, устрашающего вида копьями. Воздух над пирсом загудел и словно бы потемнел, сгустился, точно заполненный роями насекомых.
Мелли словно не было до этого никакого дела. Ноори она просто не замечала. Мокрая, с текущими по босым ногам потоками воды, она шагнула прямо к дхуссу, протягивая к нему руки, словно к давно потерянному отцу.
Связанная Алиедора напружинилась. Гончих, само собой, учили избавляться от пут, учили так напрягать мышцы и складывать руки, чтобы потом невероятная гибкость суставов и твёрдость пальцев помогли или выскользнуть из узлов, или ослабить их. Стирая до крови костяшки, она отчаянно попыталась избавиться от верёвок, – предсказание Тёрна сбылось, несчастное создание, не имевшее никого и ничего в этом мире, кроме дхусса, его таки настигло; судя же по панике среди ноори, они и впрямь ожидали жестокую схватку.
Когда бежать, если не сейчас?
Сгустившаяся над головой Мелли туча лопнула дождём коротких разящих молний. Мокрые волосы, кожа, ткань платья на плечах зашипели и задымились, Алиедора увидела, как девочка слегка поморщилась, словно от назойливых укусов мошкары. Ноори пятились перед ней, туча с треском и грохотом разила молниями, дымились политые водой доски пирса, а Мелли всё шла и шла.
Мудрый взвыл, выкрикивая заклинания; Алиедору же с Тёрном схватили за локти, грубо поволокли вперёд.
«Сейчас», – вдруг поняла Гончая.
Левая рука, оставляя на верёвках лохмотья кожи и кровь, вырвалась-таки из петли. Описывая дугу, она врезалась в горло ближайшему магу-ноори, слишком занятому выписыванием сложных фигур в воздухе оголовком своего посоха и бормотанием магических формул. Хрип, выпученные глаза, разжавшиеся пальцы, выпустившие посох и прижатые к ране, – Алиедора перемахнула через валящееся тело, поймала меж ладонями падавший сверху клинок кого-то из мечников – старый, почти ярмарочный фокус многих Гончих, однако ноори явно никогда не видел ничего подобного. Глаза его успели расшириться – за миг до того, как Алиедора крутнулась, вырывая эфес из рук незадачливого бойца.
Она ждала контрудара, и он последовал. Тогда, в видении, это был мягкий удар в затылок, гасящий сознание и заливающий зрачки чернотой, – удар, от которого не уклонишься и не закроешься. Сейчас она словно провалилась в густое клейкое тесто, воздух вокруг сделался плотным, словно кисель. Сзади зарычал Тёрн, на миг Алиедора увидела его, пытающегося сбросить троих ноори; шипы на плечах, локтях и бёдрах дхусса окрасились чужой кровью, клановый знак Морра ярко пылал на щеке.
Мудрый медленно пятился, не делая никаких пассов; жутковатое, злобное завывание раздалось вновь, сгустившийся вокруг Алиедоры воздух начал сереть, словно обращаясь в камень; но тут Мелли наконец потеряла терпение. Молнии не могли её остановить, лишь раздражали; с несколькими ожогами на щеках и в прогоревшем тут и там платье она шагнула вперёд, словно наваливаясь плечом на невидимую преграду. Губы скривились в злую гримасу, брови сошлись. Жуткий рот, жабий, не человеческий, распахнулся, мелькнули ряды игольчатых зубов, чёрных, с кроваво-красными остриями, заметался вправо-влево раздвоенный змеиный язык. Тонкие пальчики замелькали с такой быстротой, что невозможно было ничего разглядеть. Вспорхнувшие светлячки, ловко уклоняясь от молний, ринулись на окружавших дитя Гнили магов, мечников и копейщиков ноори. Один из воинов попытался ткнуть Мелли в живот остриём пики, однако длинный наконечник, откованный в виде меча, которым можно и колоть, и рубить, вспыхнул, проходя сквозь несущуюся ему навстречу тучу светлячков. Обугленное древко выпало из рук завопившего копейщика – завивающееся спиралью живое щупальце из сотен и сотен светлячков, таких милых и безобидных на вид, устремилось вдоль ставшей враз бесполезной пики, распалось на множество живых искр и ворвалось в каждую щель между частями доспеха. Ноори завертелся на месте, закричал, отчаянно, дико, нечеловечески, разрывая горло, – но крик длился лишь мгновение. Поток светлячков взвился вверх над бездыханным телом, отдельные насекомые вырывались из ноздрей и ушей, иные – из провалившихся, заполненных серым дымом глазниц.
Магия ноори била в Мелли уже не только молниями, видимыми простым глазом. Тёмный воздух вокруг дитя Гнили просто кипел от магии, каждый вдох, наверное, был равнозначен глотку сильнейшего яда, но Мелли шла и шла. Светлячки её, в свою очередь, натыкаясь на незримую стену, вспыхивали и распадались лёгким, невесомым пеплом. Они уже не вились и не мчались, с трудом пробиваясь сквозь сгустившийся воздух. Мудрый завывал и взрыкивал постоянно, неостановимо, размахивал руками, что твоя мельница, и, сдерживая дитя Гнили, уже ничего не мог сделать с Алиедорой и Тёрном.
Или не хотел.
Гончая заколола мечника вырванным у него самого клинком, одним прыжком очутилась возле дхусса. Исчезающая доля мгновения потребовалась ей, чтобы рассечь путы.
– Бежим!
Рядом вдруг возник Фереальв, его клинок столкнулся с мечом Гончей. Рука Алиедоры онемела, почти парализованная болью, эфес чуть не вывернулся из ладони; но и оружие Фереальва разлетелось вдребезги. Ноори взвыл, вцепился в запястье Гончей; хватка была словно у стального капкана. Алиедора достала мечника коленом, разбивая тому лицо, но удержать меч не смогла. Фереальв опрокинулся на спину, его нос и подбородок были залиты кровью, однако Гончая осталась безоружной.
Дхусс молча схватил её за руку и ринулся мимо Мелли, прямо в спокойную, тёплую воду бухты.
Настоящая Гончая чувствует себя одинаково хорошо на земле и в воде. Соответствующий эликсир позволил бы ещё и не дышать достаточо долгое время; беглецы погрузились с головой, вынырнули, снова нырнули; на пирсе продолжался бой, Мелли не уступала магам Смарагда, и даже Мудрый ничего не мог с ней поделать.
Несколько мечников и чародеев-ноори бросились в воду следом за Тёрном и Гончей; Алиедора готова была поклясться, что среди них и Фереальв с Роллэ.
– Плыви! Плыви! – прохрипел дхусс в промежутках между гребками. Алиедоре требовались все силы и всё умение, чтобы хотя бы не слишком отстать.
Они плыли. Ноори, вроде как живущие на острове, кому полагалось быть на «ты» с морской стихией,
