пламени артефакты на тропе Межреальности, тщась вытащить Сфайрата из неумолимо надвигающейся смерти, — рубиновая шпага пребывает без дела. Пока пребывает.
Клара тяжело вздохнула, с силой прижала пальцы к вискам.
Давай-ка за дело, подруга Хюммель-Стайн. Игрушки ждут.
Ирма переминалась с ноги на ногу, застенчиво теребя подол платьица — старенького, но чистого и аккуратно заштопанного, так что и не сразу заметишь. Во вспотевшем кулачке она сжимала огромное богатство — целых три серебряка и ещё пяток медных денежек помельче. Стоило гнуть спину в трактире Свамме-гнома, драить полы или перемывать бесконечные развалы посуды.
Ирма отлично умела драить глиняные плошки и кружки, раз-раз-раз — и они уже сверкают, словно только что с гончарного прилавка. Дядька Свамме её не обижал, платил честно и аккуратно, и совсем не верит она, Ирма, в то, что взрослые про гномов болтают — мол, продались они подземным демон
Девочка тихонько вздохнула. Она копила невеликий свой заработок с самого Многоцветия, четырежды по четыре седмицы. Долго-предолго и вовсе даже на другое, но… Она, Ирма, хоть и мала ростом, а считать умеет и грамоту знает, спасибо патеру Франклю, старому монаху, нашедшему приют у Свамме-гнома в трактире. Почему скуповатый гном кормит и поит бездомного бродягу в худом рубище, Ирма не знала и не гадала. Главное, что патер Франкль её, Ирму, любил и чем мог помогал — таскал дрова и воду, поддерживал огонь под большим котлом; Свамме-гном похвалялся, что посуду у него моют в горячей воде, а не просто оттирают песочком, как в иных, не столь уважающих себя местах. И вот как-то мимоходом, между делом, научил и счёту, и чтению. Правда, о том, что она грамотная, Ирма помалкивала — тот же патер Франкль надоумил: мол, от греха подальше. Какие такие «грехи» имелись в виду, Ирма тоже не знала, но послушно молчала.
Топталась она возле широко раскинувшегося дома, большого, как два или даже три обычных в Поколе. Единственный в городке, крыт он был не потемневшим от дождей тёсом, а дорогой красной черепицей. Побелённые стены, перечёркнутые косыми крестами опорных балок, зелёные ставни, причудливые наличники…
Ну, всё, пошла — она глубоко вздохнула и осторожно приоткрыла дверь. Звякнул колокольчик, пахнуло пирогами и ещё чем-то неуловимым, пряным. Строго мяукнул здоровенный страж-кот, внимательно поглядел на Ирму золотисто-драконьим глазом, мол, кто такая, что тут делаешь? Смотри у меня, мимо такого, как я, даже мышь не проскочит!
Страж-коты умели говорить, но только со своими хозяевами. Тем не менее Ирма вежливо присела (этому тоже научил патер Франкль) и сказала, обращаясь к коту, словно к человеку:
— Мне бы хозяйку… госпожу Клару. Если можно. Пожалуйста, — поспешно добавила она в конце.
— М-мырряу, — удовлетворённо ответствовал котище и исчез под прилавком. Из темноты на Ирму по-прежнему смотрела пара глаз, так непохожих на обычные кошачьи.
Лёгкие шаги из глубины дома — и вот перед оробевшей Ирмой оказалась сама госпожа Клара. Девочка снова присела, опустив глаза, как учили.
— Здравствуй, Ирма, дорогая моя, — прохладные пальцы чуть коснулись затылка. — Никак решилась? За Серым пришла?
— Да, госпожа…
Хозяйка лавки фыркнула совсем неподобающе для могущественной чародейки, умеющей оживлять игрушки.
— Ладно тебе, миленькая. Вот он, твой Серый.
Ирма тихонько вздохнула, разжимая кулачок с деньгами. Монеты звякнули о прилавок.
Волшебница отчего-то вздохнула.
— Эх, малышка… держи его.
Ирма протянула дрожащие руки. Клара подтолкнула к ней Серого — небольшого пушистого зверька, по виду — сущего волчонка.
— Погладь его, — посоветовала Клара, и Серый тотчас же ожил. Зелёные глаза моргнули, нос с сопением втянул воздух, высунулся и лизнул Ирму в щёку шершавый язык.
— Ты моя хозяйка, — услыхала обомлевшая девочка.
Ирма убежала, простучав босыми пятками по ступеням крыльца. Бедная — столько копила на живую игрушку; Клара отдала бы девочке заветного волчонка и даром, но полученное «за так», знала она, не ценится. Серый достался Ирме тяжёлым трудом, и он хорошо послужит маленькой хозяйке, уж в этом-то Клара не сомневалась. Сил в эту игрушку она вложила столько, сколько в пяток обычных.
— Мррряу, хорррошая, хорошая девочка, — промурлыкал Шоня. Страж-кот устроился возле ног Клары, свернулся клубком и прикрыл нос пушистым хвостом.
— Так и дал бы себя погладить, она же хотела, — рассеянно заметила Клара, прибирая деньги. При случае, подумала она, верну их Ирме обратно. Скажем, попрошу последить за Зоськой.
— Мррр, хотела, — согласился котище. — Но какой же страж-кот себя чужим гладить даст? Даже таким хорошим девочкам!
— Будет тебе, — засмеялась Клара, опуская ладонь на пушистый загривок. — Кто вас, страж-котов, только говорить научил?
— О, то был великий чародей! — оживился Шоня. О славном прошлом своего народа страж-кот готов был рассказывать вечно. — В одинокой и заброшенной башне жил он, и некому было согреть его постель, некому было ловить мышей и крыс в его подвалах, никто не мог даже посидеть у него на коленях и помурлыкать, когда ему было грустно. И тогда он собрал котов, самых лучших и самых отважных, и сказал им…
— Как же он мог им что-то сказать, если вы тогда ещё не умели говорить и речь человеческую понять не могли? — улыбнулась Клара.
— Он был великим чародеем! Великим! В этом-то и всё дело!
— Понятно. Великим. И в этом всё дело.
Кот страшно гордился своим происхождением.
— И сказал им… Госпожа!
Шоня вскинулся, проделав что-то вроде обратного сальто с места. Клыки обнажились, из таких мягких на вид лапок показались когти.
«Маг здесь», — услыхала она. В минуту опасности — или того, что Шоня считал таковой, — страж-кот всегда переходил на мыслеречь.
Маг. Конечно же, из местных чародеев. Она слыхала, что в Беллеоре, ближайшем большом городе, крупнейшем и самом богатом порту королевства Веллея, сменился глава местной гильдии волшебников и, судя по всему, решил самолично нанести визит этой непонятной «госпоже Хюммель-Стайн».
«Крыльцо». Шоня был уже где-то там, впереди, крался по самой границе света и тени так, что даже собственные хозяева не могли догадаться, где он.
Клара вытерла руки о передник, развязала тесёмки, шагнула из мастерской в лавку. Колокольчик уже настойчиво трезвонил — гость оказался не из терпеливых.
Волшебница поправила косу, вздохнула. Она уже знала, что за этим последует — неумный и возомнивший о себе толстяк с красным лицом, красотка с колючим взглядом записной стервы, молодой хлыщеватый нахал, привыкший, что все, носящие юбку, падают в обморок от одного его взгляда. Кричащая роскошь безвкусных нарядов, блеск золота — его слишком много, чтобы заметить каждую отдельную брошь, кулон, браслет или перстень.
