– Риши. Если у нее и был кто-то в предках, то риши.
Ришийская кровь, оружие холодного металла, загрязненная рана на фоне болезни и общей слабости.
– Пациентке давали дышать свет-травой?
– Откуда ее здесь взять?
Они почти вбежали под низкие своды длинного, просторного зала. На полу, на тонких матрасах, в два ряда спали люди. Кое-где из натянутых простыней были сооружены перегородки, создавая иллюзию уединения. За одной из таких ширм горел свет, метались тени и звенели паникой голоса. Вита без колебаний повернулась к знакомому хаосу медицинской тревоги.
– Жаровня и раскаленные угли, – приказала она, роняя на пол короб, откидывая в сторону крышку. – Быстро!
Медик прислонила корзину со змеями к стене, где о них никто не споткнется. Нетерпеливой рукой отбросила в сторону ширму и… застыла.
На расстеленном прямо на полу одеяле лежала молодая женщина, бледная и неподвижная. Плечо ее было туго перевязано, от ключицы вниз по руке и вверх к шее расползлось припухшее пятно раздражения. Пациентка была обнажена по пояс. В ярком свете отчетливо были видны серебряные чешуйки, защищающие мягкость живота, поднимающиеся по ребрам, охватывающие снизу грудь. У седовласой матроны, что пыталась надавить раненой на ребра, ровные ряды чешуи покрывали внешнюю поверхность рук, от запястья до локтя. Шея мужчины, который склонился, чтобы вдохнуть воздух в посиневшие губы, была до самого подбородка охвачена золотыми чешуйчатыми кольцами.
Вита повернулась к своему провожатому так резко, что шея ее отозвалась болью. Во время бега капюшон упал с его головы. В сиянии магического факела можно было рассмотреть каждую чешуйку из тех, что поднимались вдоль скул, складывались в блестящие тонкие полоски, рассекали лицо. Загорелая кожа, темная чешуя, черные волосы – и яркие светло-голубые глаза. Этот образ буквально выжег себя на ее сетчатке.
– Медик, – хрипло выдохнул он, побелевшими пальцами сжимая факел. – Медик, пожалуйста.
– Раскаленную жаровню, – точно со стороны услышала Вита свой голос. – Ну же!
Она подошла к пациентке. Опустилась рядом с покрытым чешуей чудищем. Руки, защищенные синей пленкой кау, поднялись. Застыли, не решаясь коснуться.
– Она задыхается. – Мужчина, из-под туники которого поднимался золотой ошейник, бережно удерживал в ладонях бледное лицо. – Она почти уже не дышит!
Вите протянули горшочек с раскаленными углями. Медик посмотрела в ясные, серые, обвиняющие, умоляющие глаза. И очнулась. Воспоминания отступили. Окружающий мир вновь обрел цель и резкость. Перед ней стояло не выползшее из океанских глубин могучее чудище, а пациент, находящийся на последнем пределе. У него был взгляд матери, едва оправившейся после жара и отказывающейся выпускать из рук чудом выжившего младенца. Взгляд легионера, семью которого скосило чумой, в то время как сам он, единственный, так и не заболел. Взгляд ребенка, глядящего, как горит родной дом, и не понимающего, куда ушли знакомые ему взрослые.
Этот взгляд Вита видела тысячи раз. В шрамах, в язвах, с пожелтевшей кожей или с темной чешуей, этот взгляд принадлежал ее пациенту. Прочее не имело значения.
Медик подтянула поближе короб, достала из него бутылочку, наполненную мутно-зеленой настойкой. Вынула пробку. Капнула на угли одну жирную каплю.
Горшок взорвался шипением и запахом. Вита отбросила маску, наклонилась, полной грудью вдыхая приторный аромат.
Губы, горло и легкие пронзило сиянием. Одни боги ведают, что именно свет-трава делала с телом и почему ее присутствие ощущалось кожей как немыслимая яркость. Обычно лишь глаза способны были различать свет и тьму. Однако, если умыть руки в соке, выжатом из листьев этого растения, человек начинал видеть ладонями и различать цвета кожей. И это не было самым главным.
Переполненная светом, Вита повернулась к пациентке. Склонилась над ней, запрокинула ее голову, зажала нос. Поймав своими губами синеющие губы, изо всех сил выдохнула целительное сияние в ее опухшее горло.
Тело девушки выгнулось дугой. В тишине отчетливо слышно было хриплый, судорожный вздох. Пациентка упала обратно на одеяло, на заботливо принявшие ее руки. Отчаянно закашлялась. Медик прикоснулась к ее шее, ощущая, как под пальцами опадает, рассасываясь, отек.
– Свет? – спросил, принюхиваясь, окованный золотым ошейником муж. – Оно пахнет… светом?
Вита откашлялась, прикрывая рот тыльной стороной ладони. Уныло посмотрела на брошенную на пол маску. Ладно. Чего уж там. Это молоко, судя по всему, было пролито еще до того, как медицинская когорта вошла в поселение.
– Теперь все должно быть в порядке, – сказала медик, убирая пузырек с настойкой на место. – Но давайте я все же ее осмотрю.
Чуткими ладонями провела над телом девушки. Предсказуемо, в ране обнаружился почти невидимый кусочек металла. Осколок с кромки меча вызвал бурную аллергическую реакцию. Вита усыпила впавшего на радостях в истерику мужа пациентки, затем саму пациентку, сняла повязку, извлекла чужеродную пластинку. После этого оставалось лишь еще раз обработать рану. Она достала из короба перевязочные листья. Отделила пленку, покрывающую их с внешней стороны, обнажила рыхлую мякоть. Растение обладало действием одновременно обезболивающим, обеззараживающим и заживляющим. Достаточно было прижать его к ране, чтобы лист плотно закрепился на коже, позволяя ей дышать, но в то же время защищая от внешних воздействий.
Медик удовлетворенно откинулась на пятки.
Сероглазый смотрел на нее молча, на окрашенные в лазурь руки и открытое лицо, будто не веря, что она действительно здесь. Чешуя на его смуглой щеке казалась мазками масляной краски.
– Действия командования в последние дни неожиданно обретают смысл, – вслух подумала Вита. Поморщилась, начиная понимать, в сколь мерзкую ситуацию она на самом деле ввязалась.
Легионер тряхнул головой, словно прогоняя наваждение.
– Полагаю, она – не единственный пациент, – Вита кивнула в сторону мирно спящей в объятьях друг друга пары. – Кто следующий?
– У нас два серьезных колотых ранения. Десяток более мелких ран, полученных, когда люди пытались срезать с себя чешую, – последовал четкий доклад. – Одно повреждение внутренних органов, два перелома, набор ушибов, удар по голове – нанесен брошенным камнем, череп не поврежден, пациент в сознании. Полсотни легких ожогов, полученных при очищении крепости. Но для начала я хочу, чтобы вы осмотрели тех, кто болен.
– Болен?
– Они, как и все, пошли на поправку. – Загорелая рука поднялась, коснулась перечеркивающей щеку темной полосы. – Но затем начался кашель, вновь поднялся жар.
Он кивнул в сторону, куда отошла пожилая женщина с чешуйками на запястьях. Представившаяся как Лия Ливия, она была прислужницей в крепостном госпитале, но после гибели старших медиков вынуждена была взять на себя обязанности врача.
– Да, – заледенела Вита. – Этих нужно посмотреть в первую очередь.
Поскольку на горизонте вновь возник призрак заразного заболевания, да еще с кашлем, медик надела маску. Поднялась на ноги, вешая на плечо короб. Поспешила перехватить корзину у потянувшегося к ней легионера.
– Это лучше не трогать.
Корзина согласно зашипела. Сероглазый с похвальным опасением покосился на мелко переплетенные прутья, что скрывали неведомых гадов.
– Она ваша. Со всем содержимым! – последовал спешный отказ от ядовитой ноши. – Я – Луций Метелл Баяр, несущий серебряного орла V Легиона.
Вита удивилась. Имя «Баяр», что можно было примерно перевести как «Радость», явно пришло из степи. Похоже, имперца так называли в кочующих мимо крепости племенах. Что было довольно необычно. Дать имя по их обычаю означало принять в род. Это не являлось формальным имперским усыновлением.