что удалось выяснить. Лезть к ним в душу с вопросами было, мягко говоря, неуместно. Мы уже и сами пропитались этим горем насквозь и почти поверили, что Танюшины звонки были потусторонними. Наталья на протяжении всего пути без конца вытирала слезы и хлюпала носом. Я ей усердно помогала.
Свежая могила была обложена многочисленными венками и свежими цветами. Фотография радостной Танюшки была та же, что и в квартире, только большего размера. Я с удивлением увидела, что ленты на венках и часть искусственных цветов варварски порезаны. Скорее всего, ножницами. И, не поверив своим глазам, нагнулась, растерянно потрогав трепетавшие на легком ветру лоскутки ленты с надписью: «Любимой жене…»
– Рабочие кладбища, закапывавшие могилку, порезали, – пояснила сквозь слезы сестра Сергея. – Сказали, если не порезать, венки утащут и продадут.
К могиле стягивался народ. Неожиданно мать Сергея упала на колени, прижалась к одному из венков и громко запричитала. Сквозь рыдания доносились обрывки невнятных слов. Свекровь просила прощения у невестки за то, что уступила ей очередь в сроке смерти. Пожилую женщину с трудом подняли и отвели в сторону. Наташка побежала на помощь. Сергей с искаженным серым лицом пытался сдержать слезы. Это ему не удалось. Плакали почти все. Ни много ни мало – тридцать семь человек, не считая нас с Наташкой. Оглядывая разношерстную толпу, я отметила несколько человек, выражения лиц которых мне не понравились. Две хорошо одетые женщины стояли чуть в стороне от остальных. Физиономия одной, шатенки, выражала явную скуку. Она с нетерпением ожидала окончания церемонии. А вот вторая, блондинка, была бесстрастна. Тем сильнее поразила меня ироничная улыбка, мелькнувшая на ее лице при взгляде на Сергея. Ей было около сорока. Красивая, с легким макияжем. Глаза скрывала дорогая оправа затемненных очков. Заметив мой пристальный взгляд, она быстро отвернулась и что-то сказала соседке. Та посмотрела в мою сторону, пожала плечами и нагло ухмыльнулась. Я торопливо опустила глаза. Очевидно, дамы заметили, что большого горя я тоже не испытываю.
Прощальные соболезнования семье покойной оставляли желать лучшего. Наталья что-то говорила о жизни после смерти и обещала всем скорую встречу с усопшей. Я мямлила о фортелях судьбы и лечебном эффекте времени, желая Сергею обрести надежду… Какую и в чем, не пояснила. Сама запуталась. Надеюсь, что нас не очень внимательно слушали.
Члены семьи были скрыты за плотным кольцом людей, выражающих бесполезное соболезнование. Я решительно подошла к двум красоткам и как можно равнодушнее поинтересовалась причиной смерти Татьяны.
– А вы что, не были на похоронах? – поинтересовалась шатенка.
– Не была. Мне поздно сообщили. А спрашивать сейчас, что случилось, сочла неудобным…
– Ее сбила машина. Вечером, когда она шла домой с работы. Повезло – не мучилась. Сразу насмерть.
– Изуродовали, наверное?
– Да нет. Лицо, во всяком случае, было не повреждено. В гробу, как живая, лежала…
– Нам пора идти, – бесцеремонно вклинилась в разговор блондинка. – Илья возмущаться будет. Отметились, и ладно. – Она бросила на меня холодный бесчувственный взгляд.
Поблагодарив за информацию, я отошла в сторону.
Толпа быстро редела. Вскоре у могилы остались только родственники и мы с Наташкой. Маша, сестра Сергея, предложила поехать помянуть… Имя его жены она не назвала. Не могла или не хотела. Мы отговорились тем, что решили еще постоять у могилы Татьяны в тишине. Попросить прощения за то, что не смогли проводить ее. А потом навестить место захоронения двоюродного деда троюродной тетки одной хорошей знакомой. Соврать что-нибудь поприличнее побоялись. Из суеверия.
Сергей и его родители даже и не пытались вникнуть в смысл сказанного. А Маша, казалось, вздохнула с облегчением.
Члены семьи тихо направились к выходу. Мы стояли и смотрели им вслед.
Оглянувшись по сторонам, я увидела женщину средних лет. Кажется, она что-то сажала на соседней могилке. Дернула Наташку за куртку – может быть, это замаскировавшаяся Татьяна? Женщина выпрямилась, несколько раз подозрительно взглянула в нашу сторону, что-то проронила себе под нос и вернулась к своему занятию. Резкий порыв ветра опрокинула банку с цветами. Георгины аккуратным веером рассыпались по рыжей глине. С покосившейся фотографии за этим действом весело наблюдала Татьяна.
– Какой-то придурок поставил банку с цветами без воды. Вот она и опрокинулась. На, – не глядя протянула Наталья мне банку, – налей. Вода в двух шагах, налево по дорожке. Как к выходу идти. А я пока остальные емкости проверю и фотографию поправлю.
– Давайте я принесу, – раздался мужской голос. Наташка с букетом резко выпрямилась, а я уронила банку. Все на ту же рыжую глину. Перед нами стоял Сергей. Несколько в отдалении остановилась Маша. Я с трудом подавила желание спросить у них, что им тут нужно. Быстро нагнулась, отметив, что ботинки у Сергея, в отличие от моих башмачков, чистые, подняла банку и протянула ему. Он молча взял и ушел. Маша подошла ближе.
– Почему вы позволили ему вернуться? – устроила ей допрос с пристрастием Наталья. Маша ничего не ответила. – Уводите его немедленно. Хотите, чтобы он рядом с женой лег?
Мария явно смутилась. Торопливо оглянулась и, убедившись, что брат далеко, тихо пояснила:
– Понимаете, ему несколько раз привиделась Танюша. Один раз из окна видел, еще до похорон. Второй – вчера. Тоже недалеко от дома. Прямо мистика какая-то. – Носовой платочек нервно переходил из одной руки Маши в другую. – Честно говоря, я даже боюсь ночевать в его квартире. Родители попросили пока с ним пожить…
– Глюки! – уверенно произнесла Наташка, махнув букетом. – На сороковой день все как рукой снимет.
– Уверяю вас, – внесла я свою лепту, – Танюша чувствует себя сейчас гораздо лучше, чем Сергей и вы сами. Не надо заставлять ее нервничать… на том свете, – быстро добавила я, заметив испуганный взгляд Маши.
– А вы уверены, что похоронили именно Татьяну? – Вопрос подруги окончательно сразил бедную женщину, поскольку ответ был несколько странный:
– Вы про живую или мертвую?
Наташка, по-моему, окончательно сбитая с толку, ограничилась протяжным: «Ну-у-у-у…» Но Машу это не смутило. Все так же торопясь и оглядываясь, она забормотала:
– В гробу точно лежала, как живая. Посмертный макияж, наверное. Лицо лишь чуточку изменилось. Носик стал такой остренький, а так… Я только по рукам поняла. Вот они были совершенно неживые – морщинистые какие-то и ногти синие… Господи, какой ужас! Она же была беременна! – Маша закусила губу и прикрыла глаза.
Я невольно схватилась за Наташку. Порывом страха и удивления подругу как раз качнуло в мою сторону.
– Держите, – коротко бросил Сергей, протянув Наталье полную банку воды.
Подруга осторожно слила излишек и вернула георгины на место. Все немного помолчали, глядя на фотографию покойной. Я лихорадочно обдумывала ситуацию…
– Ну что, теперь к двоюродному дедушке? – решительно пресекла мои раздумья Наташка.
Я криво улыбнулась.
– И нам тоже пора, – ласково сказала Машенька и решительно взяла брата под руку.
Он аккуратно высвободился, нагнулся к фотографии, и я услышала надрывный стон:
– Пока жив, буду просить у тебя прощения!
Потом послышались сдержанные рыдания. Маша, затравленно взглянув на нас, ухватила брата под руку и повела его, совершенно переставшего сопротивляться, – к выходу. Наташка медленно вытирала платком мокрые руки, время от времени бросая косые взгляды на опять покривившуюся фотографию. Я сосредоточенно следила за действиями подруги.
– Ты уверена, что мы не сошли с ума? – деловито спросила она.
– Зачем? – удивилась я.
– Не зачем, а почему, – поправила Наташка. – Потому что нам кажется, что Татьяна жива. Знаешь,
