сообщишь». — Я провожу тебя до лагеря Амакуса Сиро, надеюсь, тебя узнают в лицо…
— Да, да… я уверена, что узнают. — Закланялась нетерпеливая Марико.
— Ты скажешь, что 2 января к нагасакскому господину придет подкрепление. Будут пятьсот его самураев и еще восемьсот из Омура, христиане потерпят серьезное поражение и будут вынуждены отступить в местечко Симабара. — На самом деле Симабара на карте значился как полуостров, но Ал решил не сосредотачиваться на малосущественных деталях. — Где произойдут эти сражения, я не знаю. В первом 27 декабря против вас встанут три тысячи воинов, 3 января — тысяча триста, но они будут со снятыми с кораблей пушками, кроме того, с воды также будут бомбить с голландских кораблей.
Теперь дочка побледнела и едва дышала, боясь упустить что-то по-настоящему важное. Ал налил ей в свою чашку и заставил выпить.
— Написано, что бомбить будут с судна «Де Рюп», так что, может, нашепчешь своему… чтобы сожгли эту посудину к чертовой бабушке. — Ал почесал затылок. Что тут еще скажешь. — Я тебя, наверное, уже никогда не увижу… — Ал замер, силясь сдержать слезы.
— Скорее всего. — Низко склонила голову Марико.
— Минору, он в Нагасаки, я должен предупредить его, может быть, удасться перехватить по дороге, как-нибудь забрать домой до того, как придет приказ к наступлению.
— Не успеешь, — одними губами прошелестела Марико, и Ал застонал, понимая, что дочка права. Время бездарно упущено. До Нагасаки рукой подать, гонец из уничтоженного замка давно уже добрался до цели, и теперь самураи готовятся к праведной мести. Все напрасно!
Глава 15
Когда рушатся планы
За сезоном дождей наступит время хорошей погоды. В печали уже угадывается грядущая радость.
— Если в течение недели после начала восстания Арекусу не даст о себе знать, следует погрузиться на испанский корабль, с капитаном которого давно уже существует договоренность. Если его не окажется в гавани, есть шанс воспользоваться китайским. — Фудзико наклонилась к светильнику, сидящие напротив нее сын Минору, только вчера явившийся из Нагасаки со срочным донесением сегуну и вот уже направляющийся обратно, зять Умино и дочка Гендзико слушали, не смея перебивать. — Как сказал ваш отец, а я склонна верить каждому его слову, ибо уже многое из произнесенного сбылось, как сказал Арекусу, восстание на Симабара должно было начаться 17 декабря, значит, позавчера. Это хорошо, сын мой, что вы тоже здесь. Арекусу был уверен, что вы по долгу службы окажетесь в Нагасаки и должны будете подавлять восстание. С одной стороны — это дало бы дополнительную помощь отцу, с другой — когда он вернется, вы будете ждать его здесь. А если не вернется — поведете нас на правах главы клана. — Она довольно кивнула.
— Так я как раз и пришел, чтобы сказать, что вернулся в Эдо только за тем, чтобы передать послание от даймё Терадзава Хиротака совету сегуна, и теперь возвращаюсь обратно.
— Сошлитесь на внезапную болезнь, отправьте сегуну письмо о том, что вы сломали ногу, упав с лестницы, да мало ли что могло случиться. Ваш отец желает, чтобы семья отбыла из Японии до того, как война захватит тут каждую пядь земли.
— Отец требует от меня верности клану, но забывает, что я поклялся в верности своему господину, — едва сдерживая раздражение, выговорил Минору. — Сколько можно?! Отец любит семью, я тоже люблю нашу семью. Но сегун важнее семьи, господин важнее семьи своего слуги! И если господин прикажет слуге уничтожить свою семью, слуга обязан выполнить приказ. Но если семья попросит того же… он должен обуздать свою семью, добившись, чтобы его домочадцы и слуги служили тому же господину, что и он. Той же цели! — Он встал и, коротко поклонившись матери и кивнув Умино и Гендзико, выскочил вон.
— Минору поедет в Нагасаки? — Какое-то время Фудзико смотрела в сторону, куда ушел ее сын. Все рушилось. С одной стороны, муж и так знал, что сын должен быть в Нагасаки, но надеялся, что тот постарается выполнить его приказ и явится к назначенному времени в замок Грюку, как давно уже приехал сын Кияма. Но с другой стороны — Минору впервые в жизни поступил, как настоящий японец, для которого нет в жизни иной цели, нежели принадлежать своему господину. Мысль, которую Арекусу упорно пытался вытравить из ее отпрысков, внушая им вольнодумное «думай своей головой». Мальчик определенно вырос и сделался похожим на ее первого мужа — настоящего, правильного японца, но это отчего-то не радовало состарившуюся в мечтах об иной жизни Фудзико.
Впервые в жизни она понимала, что не может смириться с решением сына, и хочет только одного, чтобы тот вопреки природе и всему, во что она всю жизнь верила, был хоть немножко похож на Арекусу. На странного голубоглазого мужа, который мог заехать по лицу сегуну Хидэтада только за то, что тот отдал дурацкий приказ отлавливать и убивать мальчишек одиннадцати-двенадцати лет. Кто ему эти мальчишки? На варвара, который обивал порог темницы, в которой томилась их невестка, девица, которую сам Арекусу не жаловал, ненавидя ее мать, отнявшую у них с Фудзико родного сына Амакаву.
Но вместо того чтобы признать право сюзерена арестовывать, пытать и казнить своих подданных, он ходил и раз, и два, и, наверное, больше. Он бродил вдоль замкового рва, надоедал стражникам, отправлял Хидэтада угрожающие записки. Он мог терпеть отвратительный характер деда Фудзико, человека, любимым занятием которого была охота за шпионами и предателями с собственноручным уничтожением последних.
Вежливо распрощавшись, вслед за Минору покинули комнату Умино и Гендзико, Фудзико продолжала сидеть, молча глядя вослед оставившим ее детям. Она думала о своей жизни, о давнишней мечте оставить этот мир и еще о том, что, как выяснилось, вовсе не хочет умирать. Даже если старые, больные ноги предадут ее, даже если зрение сделается слабее и руки начнут трястись, она не желает ни смерти, ни спокойной жизни в монастыре. Все, что ей нужно, это быть со своей семьей, с детьми, внуками… быть им полезной или просто находиться рядом. Возможно, в тягость, не по-самурайски. Но она просто хотела жить. Жить любой ценой, ценой любого унижения, но жить, чтобы быть рядом со своими.
В комнату тихо вошла Айко, наложница Минору. Маленькая и изящная, она поставила перед свекровью свежий чай. Присев рядом, налила в изящную чашечку. Фудзико старалась не смотреть на нее, не думать о ней. Чего она не знает об Айко, да все знает, можно сказать, на ее глазах росла и расцветала. Сейчас следовало думать о том, чтобы собраться в дорогу и чтобы дети и внуки не разбежались. Все должно быть, как сказал Арекусу. Семья должна спастись. Хотя что они будут делать в чужой им Испании или Китае, среди варваров или чесночников? Нечего им там делать!
Фудзико тряхнула головой, отгоняя неправильные мысли, — глава семьи сказал, значит, так и есть. Его слово закон. Но только сейчас она, Фудзико, совсем не хотела соблюдать закона. Минору отказался подчиняться воле отца, выбрав подчинение господину, и ей придется сделать свой выбор.
Давно ушла Айко, придворные дамы убрали нетронутые чашки с остывшим чаем и крошечный чайничек, Фудзико сидела не трогаясь с места. Мимо комнаты пробежал шустрый Ичиро, за ним спешили вечно не поспевавшие за мальцом няньки. Скоро нужно будет сменить их на учителей. Мальчик делается старше и сильнее, он будет носить форму и называться вакато, потом он докажет, что достоин и сделается самураем, обреет лоб и опояшется двумя мечами. Будет ли это в чужой земле? Смогут ли они сохранить свою целостность в чуждом им мире? За окном промелькнула чья-то тень или ветка… Стоп. Какая возле замка может быть ветка? Фудзико вздрогнула, отряхивая попытавшийся взять ее в тихий полон сон.
— Какая, старая дура, тебе тут ветка, ты ведь в замке на третьем этаже, а не в маленьком домике на краю Эдо. Возле замка нет и не может быть никаких деревьев, ничего, что будет способствовать захватчикам и шпионам. Но если не ветка, тогда что же это?
Она поднялась, стараясь не стонать, подошла к окну. Возможно, странное движение ей всего лишь померещилось? Тень на седзи могла быть тенью птицы или… нет, она определенно видела тень
