шоу не кончается.
Вот в эту знаменитую квартиру и звонила сейчас Лялька, с трудом удерживая в вертикальном положении тело Малыша, которое было, нужно признать, не слишком устойчивым.
Как и предсказывали Дреда и Ушастик, в гримерной, ровно через тридцать минут, Малыш начал шевелиться на полу. Потом сел самостоятельно и, умильно глядя на Ляльку, потребовал «дозаправки». Та, уже начавшая слегка понимать сленг закулисных аборигенов, догадалась, что требуется спиртное, и попыталась объяснить, что их ждут в гостях, а там есть все. Малыш разулыбался и поднялся с полной готовностью самостоятельно идти на праздник жизни. Подхватив гитару, он очень бодро вывел новую подругу на свежий воздух, сопроводил ее в ликеро-водочный магазин, оказавшийся прямо за углом, и, нежно прошептав в ушко, что он нынче не при деньгах, а нужно непременно что-нибудь братушкам принести, уговорил приобрести литровку «Столового вина № 21», в просторечье называемого «водкой». Уверив Ляльку, что деньги ей «кто хошь отдаст, как только приедем», Малыш позволил посадить себя в машину, где силы его окончательно иссякли, и он снова заснул. А вытащить его из машины было уже очень не просто. Наконец, дотолкав полусонного до крыльца «с угла — налево», Лялька изо всех сил жала кнопку дверного звонка.
Открывать, однако, никто не торопился. Но присутствие большого количества людей в квартире ощущалось. Взрывы хохота, звук нескольких гитар раздавались эхом на лестничной площадке. Ясно было, что внутри веселятся вовсю. Наконец, в момент временного затишья, гуляки услышали звонковое дребезжание, и некто зашаркал открывать. Прощелкали замки, и в дверной щели появилось несколько помятое, но улыбчивое лицо, в молодой щетине и с голубыми, по-детски незабудковыми глазами.
— О! Водка пришла! — радостно возвестило лицо, и дверь распахнулась во всю свою гостеприимную ширь.
Мужичок оказался невелик ростом, худощав, в стареньких потрепанных джинсах и клетчатой ковбойке. Он проворно освободил Ляльку от пакета со спиртным и умчался по длиннющему коридору, жизнерадостно бросив на ходу: «Заноси Малышевича». Лялька, обхватив тело Малыша двумя руками, потащила его по коридору, ориентируясь на веселый гул где-то в недрах квартиры.
Комната, где расположилась честная компания, была огромная — в три окна, с низкими подоконниками, заваленными книгами и старыми журналами. Длиннющий овальный стол стоял посредине, освещаемый лампой под оранжевым абажуром с кистями. С одной стороны стола был пристроен широкий диван, а чуть поодаль стояла громаднейшая допотопная кровать, украшенная блестящими никелированными шарами. На ней уже спали вповалку несколько человек, и рядом на полу, завернувшись в ковер, — еще двое. Остальные же уютно устроились за столом, уставленным переполненными пепельницами, тарелками с бутербродами и стаканами. Лялька узнала и круглолицего барабанщика, и флейтистку, и клавишника, и даже кое-кого из закулисных тусовщиков. Троица из гримерной тоже присутствовала здесь и одобрительно закивала Ляльке как доброй знакомой. Литровка водки посреди стола была почти пустой, рядом под радостные восклицания была водружена новая, купленная Лялькой. Малыша уложили на диванчик, за спины сидящих, где он тут же мирно засопел. Народ дружелюбно потеснился, и Лялька пристроилась рядышком. Перед ней мгновенно возникли мутная рюмка и бутер со скрюченным сыром. Мужичок, который встретил их в прихожей, ловко разлил принесенное и, подняв стакан, произнес:
— Ну, за знакомство! Меня Митюхой звать, а тебя?
— Лялька, — ответила Лялька, улыбаясь и стреляя глазами.
Со всех сторон ребята потянулись к ней, чокаясь и произнося свои имена. Оказавшись в центре мужского внимания, Лялька обрела привычную почву под ногами. Тем более что противной Стаси нигде не было видно.
— Ну, жахнем! — воскликнул тот, кто назвал себя Митюхой.
— Добрый вечер! — хором воскликнули гости. И — жахнули! И Лялька жахнула тоже. Водка была горькая и противно теплая, но разлилась по жилкам быстро, приводя в благостное, веселое настроение. Забренчали гитары, зашумели, запели, заговорили гости, то тут, то там раздавались взрывы хохота. Заботливые руки все время наполняли рюмочку, да и народ все приходил, все приносил, снова и снова поднимались тосты, и со всех сторон мальчики шептали в ушки всякие милые пошлости, и так как-то разнежилась Лялька, растеклась. Сидела и улыбалась счастливо, облокотившись на спящего Малыша. Так и плыла она в дымном тумане, стаканчики звенели в унисон, и казалось, что все теперь будет хорошо- хорошо. Навсегда.
Лялька проснулась одна, в полутемной комнате. Не было понятно, сколько дней она здесь провела, да и вообще — ночь сейчас или утро. А быть может, и вечер. И куда все остальные подевались — тоже было не ясно. В воздухе — застоялый запах табака, разрывающий легкие, голова раскалывается, язык — наждачный, и желание только одно — свернуться клубочком, накрыться с головой и заснуть снова. Но это как раз таки и не получалось. Словомешалка, будто белка в колесе, ворочалась в черепе, и какие-то пятна плыли перед закрытыми глазами. С трудом собрав себя в кучу, Лялька поднялась с целью исследовать помещение. Для начала рванула форточку — раз, два — та подалась только на третий, обдав струей свежего воздуха. Стало чуть легче. Поблуждав по квартире, которая с утра выглядела совсем не столь романтично, как вечером, Лялька обнаружила немыслимо захламленную кухню. Там нашелся чайник и полупустая банка с солеными огурцами. Не будучи опытной в принятии спиртных напитков, Лялька рассолу не выпила (а ведь помог бы, ох, как помог бы) и, включив чайник, уселась на табуретку, тупо глядя на гору неглаженого белья, громоздившегося на кушетке в углу. Мысли разбегались, голова продолжала болеть, в глазах было мутно, безнадежно и уныло. Вдруг куча на кушетке как будто пошевелилась. Лялька попробовала сфокусировать взгляд в одной точке, но не смогла. Подумав, что показалось, Лялька немного успокоилась, но вдруг куча задвигалась сильнее, и хриплый неопределенного пола голос произнес:
— Эй, кто тут есть? Чайку бы!
Лялька аж подпрыгнула на табуретке, а в это время из бельевой горы высунулась неопознаваемая седая голова и уставилась на Ляльку красными больными глазами.
— Слышь, золушка! — прохрипела голова. — Окажи первую помощь, налей чайку! Небось другого-то нет? — горестно продолжала она. — Выжрали ведь все до капли, ничего на утро не оставляют, знаю я их!
С этими словами голова вытянула из горы свое тело, представ перед Лялькой стройной дамой, весьма изысканно и дорого одетой, в золотых цепочках и сияющих брильянтовых кольцах на тонких пальцах. Вздыхая и морщась от головной боли, дама умостилась на краю кушетки, опершись локтями на стол. Короткие пепельные волосы её стояли дыбом, но это нисколько их хозяйку не смущало.
— Тебя кто сюда привел, золушка? — поинтересовалась дама, пока Лялька заваривала им обеим чай.
— Малыш, — ответила та, смутившись под пристальным, насмешливым взглядом красных глаз.
— Аааа… — протянула та, — девочка Малыша, значит. Очередная. А сахар ты положила?
— Что значит. — начала было Лялька, но дамочка перебила ее:
— Послушай, а ты можешь мне сахар помешать, а? А то — укачивает, понимаешь?
Ошарашенная такой бесцеремонностью, Лялька взяла ложку и стала перемешивать сахар в стакане собеседницы, а та тем временем пустилась в откровения.
