равновесия на горной тропке, больше подходящей для скальных кошек, чем для ног честных ролфи. А вот сейчас не худо бы и выяснить, кто же все-таки на них напал… – Священный Князь говорил мне о каких-то повстанцах на Тэлэйте… Шанте. Я знала, что здесь творится змей знает что и полным-полно мародеров и прочей швали… Это же были наемники конфедератов, так? Или просто бандиты? Повстанцы пытаются выбить наш гарнизон из форта, так мне говорили. Но мы на Ролэнси считали, что повстанцы – это шуриа и есть…
– Нет, я не о том! – нетерпеливо отмахнулась Джона. – Я… я…
Как же тяжело сознаваться в преступлении. Как стыдно. Леди Янамари собралась с духом и выпалила на одном дыхании:
– Словом, это я давала Тиглату деньги для повстанцев, и я была уверена… Клянусь, я считала, что они идут на помощь моим сородичам – шуриа. И… Меня даже Рамман… мой сын шестнадцатилетний отговаривал, а я не послушала… Там, на берегу, перед появлением этих… тварей… там мальчик был… он, когда услышал, что они идут, наутек бросился. Как от волчьей стаи.
Теперь-то понятно, отчего зрачки ребенка в ужасе расширились и он мигом забыл о золотом браслете. Встреча с бойцами из «настоящей армии» господина Тиглата – самое худшее, что может случиться на Шанте.
– Это я виновата, – обреченно буркнула Джона. – Фактически я платила за то, чтобы истребляли мой собственный народ. Джэйфф будет прав, если застрелит меня. Тысячу раз прав.
Отчаянно хотелось найти себе оправдание. Но как, если его не существует? «Я не знала»? Но догадывалась же, конечно, догадывалась. Леди Янамари не первый день живет на свете и не первый год играет в политические игры, чтобы понимать: если платить за ружья, то когда-то и где-то они начнут стрелять.
Поэтому, в сущности, только и осталось, что вынести самой себе приговор.
«Так вот оно что…» – Грэйн со свистом втянула воздух. Признаться, в первый миг за этим признанием она вполне согласна была с графиней – о да, возмездие заслуженно! С таким зловещим сарказмом могут смеяться только боги. Нарваться на тобой же вооруженную сволочь… Это даже не то же самое, что попасть в свой же капкан, это хуже. И какой же наивной дурой надо быть, чтоб не поинтересоваться, только ли в одних врагов будут стрелять купленные тобою ружья? Враги ведь тоже вооружены и стреляют, так что гораздо проще начать устанавливать свои порядки среди населения мирного и безоружного…
Но кто такая Грэйн, чтоб судить? А? Только ролфи и пристало, пожалуй, сидя в скалах посреди шурианского острова Тэлэйт… Шанты, осуждать шуриа, которая, как ни крути, а делала все это ради своего народа. В конце концов, побуждения у Джойн были… если не благие, так зато бескорыстные. И не будь денег графини Янэмарэйн, нашлась бы какая-нибудь другая… дура. Свобода, вольность, возмездие… как заманчиво и красиво звучит. Но не ей, не ролфи, судить!
Зато… есть же и другие шуриа, сильно, как думается, невзлюбившие воинство господина Тиглата и того, кто это воинство снабжал. И если их спаситель вдруг услышит угрызения графининой совести…
Грэйн обеспокоенно оглянулась в сторону входа – идет, нет?
– Тише! – она схватила Джойн за плечо, подавив мгновенное желание просто заткнуть ей рот, пока из леди Янэмарэйн не посыпались другие признания, похуже. – Еще не хватало, чтоб он вдруг тебя услышал.
Джойн безнадежно отмахнулась.
«Так не пойдет, – решила Грэйн. – Тут только слепой не догадается, в чем дело… а этот, змей с косами, далеко не слепец».
Ролфийка помолчала немного, пытаясь подобрать именно те слова, чтоб объяснить, чтоб убедить – если даже я, твой враг, не виню тебя, так к чему же ты казнишься? Ведь повстанцы убивают не только твоих шуриа, но и моих ролфи! Но я тебя не виню, не виню… слышишь, ты? Ты не виновата… или виновата не только ты. Мы все по уши перемараны в крови, неужто ты не понимаешь? Невиновных нет. И если уж карать, так всех… а начинать надо с меня, солдата армии Его Священной Особы Князя Ролэнси, меня, которая своими руками убивала безоружных, а не с тебя, маленькой женщины из вымирающего народа.
Она встряхнула шуриа за плечи и сказала:
– Ты не права. Насчет возмездия и всего такого. Ты не права, Джойн. Чтоб ты ни делала… такого не заслуживает никто. И уж поверь… не выйди этот господин на такую патриотку вроде тебя, нашел бы себе другой источник денег для своего «восстания». Впрочем, наверняка ведь не только тебя одну он доил. Не знаю размеров твоего состояния… но снаряжение армии стоит немало.
Она вздохнула, собираясь с мыслями и словами. Сказать нужно было еще так много, и слов было много, да все – не тех, не тех…
– Не казни себя. Ты же не знала, на что идут твои деньги. Ты же давала их для борьбы с врагом… с захватчиками, засевшими в форте, так ведь?
– Патриотка… – у этого слова был такой горький привкус, что слюну невозможно сглотнуть. – Знаешь, так легко говорить «мой народ», тем паче когда в жизни своей не видела ни одного шуриа, кроме собственной матери и бедняжки Хилини. Она жила неподалеку. Капитан Нимрэйд – третий, – женщина загибала пальцы при подсчете. – Джэйфф – четвертый шуриа. Немного же осталось «моего народа», не находишь?
И со смертельной тоской подумала: «Ох и обрадуется Вилдайр Эмрис моему «вкладу» в борьбу с подлыми ролфийскими захватчиками. Ох и порадуется! И высоко оценит. Как только построит самую высокую виселицу на Ролэнси, так и оценит. Высоко-высоко».
– О, – Грэйн невесело усмехнулась, припомнив незабываемые ощущения от встреч с капитаном Нимрэйдом. С другой стороны, – и эрна Кэдвен это прекрасно знала – будь ситуация обратной… к примеру, капитан-ролфи и агентесса-шуриа… воистину, дело бы кончилось так же. С той лишь разницей, что там, где шуриа извивался и вилял, щеголяя пиратской куртуазностью, ролфи по-простому завернул бы пассажирке юбку на голову – и все. – Мое впечатление от твоего народа поначалу тоже было несколько… однобоким. Как ты понимаешь, особенного восторга я не испытала. Впрочем… зато я хорошо знаю своих. Веришь ли, любая стая бежит туда, куда прикажет вожак. Не держи Вилдайр Эмрис нас на сворке, ролфи мало чем отличались бы от этих бандитов. Кстати, ты и настоящих ролфи не видела еще. Только меня.
Сложно спорить. Особенно после знакомства с духом Эйккена эрн-Янэмарэйна – бешеного пращура, оказавшегося способным в равной степени и на любовь, и на злодейство. И все же вопросы родства и общей крови самые сложные. Так зачастую непросто определиться, кто свой, а кто чужой. Да и есть ли чужие? И что делать, если вдруг чужой окажется ближе своего?
– Забавно, – задумчиво молвила Джона, протягивая руки к огню и разглядывая их так, словно видела собственные пальцы впервые. От благого жара серо-зеленые лапки постепенно становились розовыми. Кровь шуриа все-таки красная, такая же, как у всех остальных. – Так легко говорить о себе как о части народа, полагая при этом, что ты лучшая его часть. Но ведь есть и худшая, не так ли, эрна? И тогда хочется отделиться от негодяев. И сказать: «Есть такие, как Джэйфф – безо всяких условий спасший двух незнакомых женщин, и есть такие, как Нимрэйд – насильник и предатель, и они оба – шуриа, но они разные шуриа».
– Я не говорила, что я – лучшая, – Грэйн пожала плечами. – И я не говорю, что ты – лучшая из шурий. Ты просто самая безобидная. Даже учитывая твое участие в делах господина Тиглата и его «армии». Меня ты, впрочем, в деле видела. Я такая же, как другие ролфи, – точно так же зверею от запаха крови и добычи, и меня накрывает бешенство от чужой слабости, и убиваю я, не задумываясь… Кстати говоря, я так понимаю, что других ролфи ты уже и не увидишь. Не думаю, что теперь ты все еще хочешь отправиться на Ролэнси. Ты ведь… ты же – дома?
Костер с жадностью и треском пожирал чуть сыроватый хворост, и это был единственный звук, которым пожелал поделиться с пришлыми остров Шанта. Сквозь облака светило жаркое весеннее солнце, на склонах зеленела трава, цвели ветреницы, гусиный лук и первоцветы, плотно укутанные тишиной. Родина шуриа терпеливо ждала, когда дети всех трех лун – и верные, и отрекшиеся – наконец-то перестанут резать друг другу глотки. Кто знает, может быть, такое время когда-нибудь и наступит.
Джона вдохнула полной грудью настоянный на травах воздух и грустно улыбнулась собственным мыслям.
