член, это случится по его вине, а не по нашей, и, судя таким образом, мы так провозглашаем, приказываем и повелеваем в сей грамоте, заседая в суде.
…И тогда приказали отвести его в комнату пыток и отвели.
Затем, находясь уже в комнате пыток, сии сеньоры инквизиторы и судья спросили сего Франсиско Роберта, не хочет ли он сказать правду до раздевания. Он ничего не ответил и стал раздеваться.
И когда он был раздет, сего Франсиско Роберта стали увещевать сказать правду до начала пытки. Он ответил: «Я не знаю, что угодно вашей милости».
Тогда его посадили на скамью и стали вязать руки веревками и прежде, чем прикрутить их, его увещевали сказать правду. Он ответил, что ему нечего говорить.
Тогда было приказано прикрутить и дать один поворот веревке. И так было сделано. Он произнес: «О, господи!»
Тогда приказали дать второй поворот, и дали, и ему предложили сказать правду. Он сказал: «Скажите, чего вы желаете от меня, и я готов служить вашей милости».
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили и сказали ему, чтобы сказал правду из любви к богу. Он ничего не ответил.
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и он ничего не сказал.
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали, чтобы сказал правду из уважения к богу. Он ответил: «Я сказал правду, я говорю правду». И застонал.
Приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и он ничего не ответил, а только застонал.
Тогда еще раз прикрутили веревку и сказали, чтобы сказал правду. Он простонал и ничего не сказал.
Тогда приказали потуже прикрутить веревку, и прикрутили и сказали, чтобы сказал правду. Он ответил, что не знает, чего от него хотят.
Ему сказали, что желают услышать от него правду. Он ничего не ответил.
Приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и сказали ему сказать правду. Он ничего не ответил. Затем сказал: «Я был сумасшедшим, я был пьяным, не знаю, как и когда».
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили веревку, и сказали ему, чтобы сказал правду ради бога. Он простонал.
Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и сказали ему, чтобы сказал правду. Он ничего не ответил.
Ему еще прикрутили веревку, и он ничего не сказал.
Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал.
Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал: «Ох, ох!»
Ему еще раз приказали прикрутить веревку, и прикрутили, и он ничего не сказал.
Приказали еще раз прикрутить, и прикрутили. Он сказал: «Сеньор инквизитор! Да, я обвиняю одного фламандца, работавшего там, где я».
Его спросили, в чем он обвиняет сего фламандца. Он ответил, что не знает этого.
Приказали привязать к станку веревку, стягивавшую ему руки.
Тогда его привязали к станку и сказали ему, чтобы, из любви к богу, сказал правду прежде, чем приступят к пытке.
Он ответил, что отец и мать научили его тому, что говорят их милости.
Ему сказали, чтобы сказал, чему его научили, и что он верит в это. Он ответил, что Малтес, заключенный в этой же тюрьме, говорит много дурного про испанцев, утверждая, что они — иудеи и негодяи, и много добра про фламандцев.
Затем сказал, что не знает, что говорить.
Затем приказали привязать его к станку за каждую руку одною веревкою и за каждое бедро одною веревкою, по веревке сверху и над коленями, и еще за ступню, по веревке на каждой.
Затем в каждую веревку вставили палку, к рукам и бедрам и ступням, и привязали ему голову, и тогда сказали ему, что его просят, из уважения к богу, сказать правду до начала пытки.
Он ответил: «Я готов служить богу» и заплакал. И за нежелание сказать правду приказали прикрутить веревку у правой руки, и прикрутили. Он плакал, молчал.
Тогда ему прикрутили палку у левой руки и сказали, чтобы он сказал правду. Он закричал, плача: «Прощай, пресвятая дева Мария!»
Тогда приказали прикрутить палку от левой ноги и попросили сказать правду. Он закричал, затем сказал, что работал во Франции с одним.
Ему сказали, чтобы сказал про этого maestre publico, что тот заставлял его делать и говорить. Он ответил, что ничего.
Тогда приказали прикрутить палку от правой ноги и сказали, чтобы сказал правду. Он крикнул несколько раз: «Иисус, Мария!»
Тогда было приказано прикрутить палку с правого бедра. Он крикнул много раз: «Иисус, Мария!»
Тогда его попросили сказать правду из любви к богу. Он сказал: «О, господи и пресвятая дева! О, господь и пресвятая дева!» И больше ничего не могли вытянуть из него.
Тогда приказали прикрутить палку у левого бедра. Он застонал и закричал.
Тогда было приказано прикрутить палку от нижней части ноги. Он ничего не сказал.
Тогда было приказано прикрутить палку от правой ноги. Он ничего не сказал.
Тогда приказали поднести к его лицу чашу и сказали ему, чтобы сказал правду, пока не начнется пытка. Он ничего не сказал.
Тогда приказали облить его кувшином воды, и облили, и он сказал: «О, господи, чего же от меня хотят!»
Тогда его облили из второго кувшина воды.
Тогда ему сказали, чтобы лучше сказал правду прежде, чем его будут пытать еще. Он сказал: «Что же хотят ваши милости, чтобы я сказал?»
Ему ответили, что хотят, чтобы он сказал правду.
Он сказал, что отрекается от отца и матери.
Когда его спросили, почему он отрекается от отца и матери, он прочитал «Отче наш» и сказал, что больше ничего не знает.
Тогда приказали облить его еще из одного кувшина, и облили, и сказали, чтобы сказал правду. Он сказал: «Отпустите меня. Я уйду в монастырь молиться богу за вашу милость».
Потом он сказал, что бросится в колодец в Мадриде с горя, что ему нечего есть.
Тогда сеньоры инквизиторы сказали, что его довольно пытали, и пытку прекратили, и ушли из комнаты, и сего Франсиско Роберта отвязали.
В присутствии меня, Хуана де Вергара (секретаря)».[273]
Инквизиторы и их сотрудники по трибуналу кормились за счет жертв. Они получали жалованье из фонда конфискаций имущества еретиков. Эти фонды делились на три части: одна из них поступала непосредственно в королевскую казну, другая — в церковную, третья — в казну инквизиции.
По имеющимся данным, Фердинанд и Изабелла выручили от ограбления «новых христиан» баснословную для тех времен сумму в 10 млн. золотых дукатов, или 60 млн. долларов в современном исчислении.[274]
В 1629 г. генеральный инквизитор получал 3870 дукатов в год, а члены Супремы половину этой суммы каждый. В 1743 г. генеральный инквизитор получал 7 тыс. дукатов, а 40 членов Супремы 64 100 дукатов в год.
В 1636 г. инквизиция обвинила банкира Мануэля Фернандеса Пинто в ереси. Король был должен Пинто 100 тыс. дукатов. Арестовав Пинто, инквизиция вырвала у него еще 300 тыс. дукатов.[275]
Волна арестов еретиков на острове Майорка в 1678 г., обвиненных в заговоре, позволила инквизиции завладеть их имуществом стоимостью 2,5 млн. дукатов.[276]
Эти разрозненные данные свидетельствуют, насколько прибыльным делом было преследование еретиков как для инквизиции, так и для королевской казны.
