огорчать автора.
— Ну что ж, неплохо, — сказал он наконец.
Ефрейтор засиял от радости.
— Вот только тема... Уж слишком избита, море, пальмы... — это можно увидеть всюду. А где же индивидуальность, ведь есть же у вас что-нибудь свое? Может, попробовать что-то более близкое — ваши товарищи, например, которых вы хорошо знаете.
Ефрейтор сник, но, справившись со смущением, пояснил:
— Наш командир тоже не одобряет эту тематику, товарищ полковник, но это же романтика, понимаете... все-таки море, а пальмы...
Бентхайм рассмеялся.
— Море, конечно, не повредит, но в другой раз, может, что-то поближе к нам, а?..
— Да я уж обещал товарищу майору, — вновь просиял ефрейтор.
— Майор Мертенс интересуется вашей работой? — спросил полковник.
— И моей, и всего нашего кружка... — Поборов смущение, он доверительно добавил: — Чем только не интересуется наш командир! Даже участвует в самодеятельности!
— Это, вероятно, отнимает много времени, — заметил Бентхайм.
— У него на все хватает, товарищ полковник, — сказал ефрейтор. — Для нас он всегда находит время.
Все, что Бентхайм слышал и видел, говорило в пользу Мертенса. Понемногу полковник успокоился, и предстоящая встреча уже не казалась ему такой неопределенной.
Около двадцати двух часов Бентхайм в сопровождении офицера отправился на границу. Ему предлагали вездеход, однако он отказался, сославшись на желание немного пройтись.
Ночь была лунной, холодной. С севера надвигался циклон. Бентхайм с сожалением вспомнил, что забыл свой дождевик в автомашине. «Да, отвык я ходить пешком, — мелькнуло у него в голове. — Слишком много бумаг, текучка заедает. Вот теперь и заслужил холодный душ».
Они вошли в лес, и — удивительное дело! — он чувствовал себя в этом незнакомом ночном лесу как дома. Все казалось таким же, как в тех местах, где он вырос. Тот же тихий размеренный шум деревьев, те же шорохи и запахи. «Давненько я не был в лесу», — подумал он.
Тишина не казалась пугающей, она охватывала его волшебством покоя, и Бентхайм удивлялся этому новому для себя чувству... Однако сознание вскоре вернуло его к действительности. Все-таки это был пограничный лес, таивший немало опасностей.
Он посмотрел вверх. В ночном небе сияла луна, а надвигавшиеся облака словно не решались поглотить этот волшебный свет. Ветви деревьев отбрасывали на землю темные тени.
Офицер, осторожно шедший впереди Бентхайма, остановился.
— Мы у цели, товарищ полковник! Немного впереди должен быть майор Мертенс с двумя солдатами. — Офицер говорил тихо.
Бентхайм посмотрел на часы. Оставалось еще несколько минут до условленного времени. Наконец он увидел тень, мелькнувшую между деревьями. Затем в ярком лунном свете появилась высокая фигура. Когда человек подошел ближе, Бентхайм тотчас же узнал Мертенса. «Неужели прошло уже двадцать лет? — думал он. — Невероятно!»
Майор Вольфганг Мертенс, вытянувшись, доложил приглушенным голосом:
— Товарищ полковник! Во время проверки мной постов ничего существенного... — Он не докончил фразы и уставился на Бентхайма. Через несколько секунд сказал еще тише: — Не может быть...
— Ничего существенного не произошло — ты это хотел сказать?
Бентхайм улыбнулся и, взяв Вольфганга за плечи, заглянул в его удивленное лицо.
— Герт Бентхайм, полковник, — медленно произнес Мертенс с радостным изумлением.
— Он самый. Такие случаи бывают, правда, редко.
— И ты теперь полковник, — все еще удивленно сказал Мертенс — Я очень рад!
— Прошло двадцать лет, а мы легко узнали друг друга. Я хорошо помню тебя с тех пор, — заметил Бентхайм.
— Да, этот парень доставил тебе когда-то немало хлопот! — Мертенс засмеялся.
Они стояли рядом как хорошие старые друзья, которые случайно встретились и были этому очень рады.
— Пошли, товарищ майор, — сказал Бентхайм. — Нам нужно многое рассказать друг другу.
— Как прикажете, товарищ полковник! — с готовностью отозвался Мертенс.
Они и не заметили, как облака затянули луну плотной пеленой. В лесу стало совершенно темно, так что с трудом можно было различить стволы сосен и пихт.
— Пошли быстрее, — сказал Мертенс. — Сейчас хлынет дождь. Неподалеку есть домик лесорубов. Там можно укрыться, и нам никто не помешает. — Схватив Бентхайма за руку, он потащил его за собою.
Едва они добрались до хижины и успели удобно расположиться на скамейке у окна, как разразился ливень. Дождь с шумом хлестал по крыше и в маленькое оконце.
Сидя друг против друга, они какое-то время молча смотрели в окошко на дождь.
— Наше счастье, что подвернулась эта хижина, — сказал Бентхайм. — А то я бы в своей форме после такой бани не смог бы никому на глаза показаться.
— Да, погода не слишком дружелюбна к нам, — заметил Мертенс.
— Это нужно отнести за счет небесной канцелярии! Но хижина нас выручила.
Бентхайм помолчал, раздумывая, как лучше сообщить Мертенсу о цели своего визита.
— У меня, собственно, к тебе разговор, Вольфганг. Я сейчас просматриваю твое личное дело и хотел кое-что уточнить. — Сказав это, он невольно взглянул в глаза Мертенсу и не заметил на его лице и тени смущения. — Я подумал, что тебе лучше других должно быть известно, что там записано, и в особенности то, что не записано.
При этих словах Мертенс улыбнулся и согласно кивнул.
— Итак, ты обвинялся в трусости? — начал Бентхайм.
— Да, именно так это и квалифицировалось, — промолвил Мертенс — Да ты знаешь, Шеффер из нашей тогдашней роты, схваченный партизанами, так все расписывал, что я поверил в твою гибель... А я, баран, представляешь, побежал в свой тыл, — вздохнул майор.
— И был приговорен к смертной казни, — медленно добавил Бентхайм.
Мертенс взглянул на него.
— Ты знаешь? — И тут же спохватился: — Ах да, личное дело! — Он замолчал и стал глядеть на беснующуюся за окошком непогоду.
В душе Бентхайма вновь шевельнулось подозрение, и он не мог от этого отделаться.
— Но ты избежал приведения приговора в исполнение... при «благоприятных обстоятельствах», — медленно, с расстановкой произнес полковник. Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась фальшивой. — Во всяком случае, так записано в личном деле, — добавил он.
Мертенс отвернулся и опять уставился в окно. Свет карманного фонарика едва освещал его лицо. Наконец Вольфганг снова повернулся к полковнику.
— Это длинная история... — сказал он.
Бентхайм, желая ему помочь, заметил как бы вскользь:
— Я был в Национальном комитете «Свободная Германия» и в последние месяцы войны работал вместе с советскими товарищами. — Он подождал, пока Мертенс вновь взглянул на него. — Один из пленных рассказывал тогда, что видел, как тебя и еще троих вели на расстрел. Он еще рассказывал, что тебя арестовали в русской семье... — Бентхайм. опять помолчал. Ему было трудно произнести последнюю фразу. — И эту семью, — сказал он, — уничтожили на месте...
Мертенс по-прежнему молчал, и это молчание становилось тягостным.
Ливень понемногу начинал стихать.
Бентхайм ждал ответа. Больше всего на свете он хотел сейчас его услышать. Этот ответ мог быть прост и ясен, и все подозрения в виновности Мертенса отпали бы сами собой.
Он долго ждал. Наконец Вольфганг сказал как бы самому себе:
