— Не хорони раньше времени, — сказал, наконец, Боря, — тут бой шел. Надо было самим спасаться, детей спасать. Могли не успеть… Не до медали было…
Поляков только покрутил головой. И отвернулся, скрывая предательски заблестевшие глаза.
— Обойдем весь поселок, — решил Урусов, — может, есть кто живой…
— Обойдем, — тихо согласился Поляков. Но в голосе уже не было даже тени надежды.
Шоди Диноршоева разбудил грохот, раздавшийся со стороны лагеря врага, и жуткий, леденящий душу вой. Спросонья казалось, что демоны ада вырвались наружу и орут от счастья, оказавшись в мире смертных. Ополченец выскочил на остатки стены, где, несмотря на непогоду, уже собралась вся «армия» матчинцев, и оторопело уставился на открывшуюся картину, напомнившую сказки, которые рассказывала маленькому Шоди бабушка…
Бивак ахмадовцев пылал. Столбы ревущего пламени демонами рвались в неведомые выси по всему лагерю, не обращая внимания на льющие с неба потоки воды. Особенно свирепствовали ифриты c двух сторон от дороги, где, вне зоны досягаемости стрелков Матчи, стояли вражеские машины. Грохочущим фейерверком рвались боеприпасы на позициях артиллерии, охваченных огненным дыханием Иблиса. Пасти невидимых оборотней-аджахоров метали молнии и рассыпали маленькие шарики огня, разя мечущихся по лагерю ахмадовцев. А над всем этим, перекрывая остальные звуки, царил вой Аджахи, царя драконов, прерываемый лишь раскатами громового хохота и ударами грома…
— Спаси нас, Аллах всемогущий, — повалился на колени Шоди. — Злые дэвы вышли из Джанахейма забрать наши души.
— Не наши. За ахмадовскими пришли, — потрясенно сказал оказавшийся рядом старый Арбоб, сосед Шодди по кишлаку, смахивая воду с лица. — Даже если это дэвы, то они на нашей стороне.
А вакханалия злых сил продолжалась. Новые языки пламени сквозь дождь взметались к небу, навстречу летящим молниям, взрывались камни, рассыпая вокруг себя мириады обломков, метались огромные, страшные тени. Четыре стихии сошлись воедино. Огонь, выбрасывая вверх пласты Земли боролся с Водой в Воздухе и побеждал… Вышедшие из Джанахема духи пожирали вражескую армию, рассыпая вокруг искры огня, и даже сам Аллах был бессилен остановить адскую оргию…
Живые обнаружились в крайнем доме, у леса. То, что дом жилой, видно было издалека. Все развалины ближе ста метров от дома разобрали, чтобы никто не мог подойти незамеченным. Само здание превратили в крепость: стены кто-то обложил дополнительным слоем кирпичей, заложил окна, оставив только узкие амбразуры. Тот, кто это делал, очень спешил: выглядело не слишком эстетично, но надежно.
— Спец делал, — прокомментировал Урусов, — не похоже на садовые участки учителей. Не удивлюсь, если тут еще и ПОМЗами засеяно…
Осматривали дом из-за ближайших развалин. Как добраться до обитателей, толковых мыслей не было. Поляков хотел просто пойти и постучать в дверь.
— Если по дороге летчиком не станешь, где гарантия, что не шарахнут? Морда у тебя, сержант, конечно, симпатичная, но издалека — вполне себе злобная, — поникший Поляков все же послушал Урусова.
Проблема решилась сама собой. Из-за амбразур раздался голос, явно усиленный мегафоном:
— Эй, вы там, кончай в прятки играться! Кто такие? Выходь на площадку, а то бонбой шарахну!
— Сторож это! — сказал Поляков, — Он всегда так говорил. Я выйду.
— А он в тебя «бонбой шарахнет». Вдруг уже завел? Тут сиди. Покричи, может, расслышит.
— Дядь Гера! — завопил сержант так, что Урусову заложило уши, — это я, Димка Поляков с семьдесят второго участка. Не стреляйте, я про своих узнать хочу!
Как ни удивительно, но, похоже, его услышали.
— А ну, выходь к воротам, я сказал! Там и побачим какой такой Поляков-Шмоляков…
— Давай, — кивнул Урусов.
Сержант закинул за спину автомат и неспешно двинулся к дому. Он был метрах в двадцати, когда последовала новая команда:
— А ну, стой, где стоишь! Да треух свой сними, я тебя щас опознавать буду!
Дмитрий сдвинул кепку на затылок и снова заорал:
— Дядь Гера! Вы про моих знаете что?
Вместо ответа бронированная дверь распахнулась, из дома вылетела невысокая темноволосая девчонка в стареньком камуфляже, и с радостным визгом повисла у сержанта на шее:
— Димка!!! Живой!!!
— Слышь, Шах, — бросил Урусов, — пошли. Кажись, повезло Поляку. Быть тебе его родственником…
— Да я, в общем, и не против, — откликнулся тот, во все глаза разглядывая девчонку, — только еще у нее спросить надо.
— Вот Поляк и спросит. Пошли…
Шамси бежал по лесу, не разбирая дороги. Дождь все усиливался, вода текла по телу, сбивала с ног. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, нередко вырывая из нее клочья. Под сапоги попадались то камни, на которых подворачивались ноги, то скользкая глина, не держащая подошвы. Не один раз охотник падал, кубарем скатывался с небольших склонов, с разгону влетал всем телом в лужи, поднимая фонтаны брызг. Но вскакивал и мчался… Быстрее, быстрее, неважно, куда. Туда, куда несут ноги, подальше от невозможных светящихся зверей, по-таджикски обсуждающих его, как свой обед… Быстрей! А вокруг шумел лес. Выл, визжал, кричал. Хохотал и хрустел, чавкал и топотал…
Шамси не замечал, что бежит вовсе не по кратчайшему пути, не воспринимал закладываемые петли. Даже не удивляло, что его до сих пор не догнали смеющиеся чудовища… Он убегал, как в ужасе бежит заяц от лисы, а перегруженное сознание отошло в сторону и милосердно не мешало перепуганному человеку.
Уже на рассвете охотник выскочил на дорогу, зацепился ногой за камень на обочине, и в который раз рухнул лицом вниз. Но на этот раз он был уже внизу. И, наверное, в падении пересек невидимую границу ущелья.
Лес замолк. Тут же. Охотник с трудом поднялся, постоял, не веря в наступившую тишину, сориентировался и медленно побрел вниз, не обращая внимания на текущие по телу струи…
Домой он пришел только через два часа. Совсем не было сил. Старый Шамси при виде оборванного, мокрого, перепачканного и исцарапанного правнука только покачал головой:
— Что с тобой случилось, батыр?
— Ты не поверишь, ата, — прошептал тот, — они существуют. Они гнали меня всю ночь… И непонятно, почему не догнали. Пришлось бросить всю добычу. Но, — глаза парня зажглись гордостью, — я сохранил лук!
— Кто «они»?
— Злые духи Пасруда!
— Хомяковские это были. — рассказывал сторож, — три дня еще после безобразия не прошло, как заявились, ироды. У нас при «поросёнке» пол поселка баре скупили, вот по их душу и пришли. А тут уже не разбирали, кто буржуй, а кто учитель…
Да только обломилось им. Баре при охране все были, оружные. Да и простые люди… Бабушка твоя двоих пристрелила из отцовской пистоли… Как и сохранила-то ее все эти годы… Патроны у нее кончились… Но главное — Сашок с тридцать седьмого участка, ты его помнишь, небось?
— Дядя Саша? Высокий такой старик, с усами?
— Хм… старик… я, чай, постарше буду. Так вот, Сашок еще в кегебе служил, оказывается. Дома целая арсенала хранилась! Первым делом танку из ракетницы сжег. А потом… Отбились, в общем… Но тому краю, где ваши участки, не повезло. Там только учительские и оставались, оружия, считай, и было, что пистоля бабушкина. Никто не выжил там… Юльку вот Сашок вытащил. Ссильничать ее пытались… Потому и
