— Эта дама — фрау Моосбюргер из Туттлингена, — перебил ее Губингер, оставшийся стоять в дверях.
— Видите ли, я — учительница, — пояснила фрау Моосбюргер. — В школе привыкаешь обращать внимание на любую мелочь. Кто не делает этого, тот пропал, дети будут вить из него веревки. Одним словом, можете на меня положиться: доктор вышел из этой комнаты в половине двенадцатого.
— Вы только что сказали: после двенадцати, — перебил ее Феллини.
— Кто? Я? Какая разница! Возможно, это было до двенадцати. В такой момент не смотрят на часы, не правда ли?
— Вы заметили что-нибудь особенное? — спросил Феллини — Он был возбужден, бежал?
— Господи, я солгу, если скажу «да». В конце концов я тоже пропустила рюмочку-другую. Он просто очень быстро шел. Не бежал, а так, быстро-быстро шел.
Феллини попросил учительницу выйти вместе с ним в коридор и показать, где стояла она и откуда и куда шел доктор Перотти.
— Фрау Моосбюргер, — в заключение сказал Феллини, — с вашего разрешения мой коллега составит протокол нашей беседы.
— Вы арестуете доктора Перотти? — спросила она, широко раскрыв глаза. — Вы тоже полагаете, что он убийца?
— Посмотрим, — неопределенно ответил Феллини.
Молькхаммер остался с учительницей, а Феллини вместе с Губингером прошел в его кабинет, решив, что кабинет — наиболее подходящее место для беседы
Вскоре в сопровождении Губингера появился граф. Графу Фердинанду фон Гатцфельд-Бахенгофену лишь недавно пошел четвертый десяток. Он носил самое обыкновенное платье, и в его лице Феллини не обнаружил ни одной черточки, которая свидетельствовала бы о его благородном происхождении. Скорее, он походил на обыкновенного служащего или инженера.
— Я с удовольствием сообщу вам все, что знаю, — поклонился граф. — В то утро я зашел в номер господина Новака, так как хотел помирить его с доктором На мой стук дверь открыла фройляйн Кардо. Она была в халате и казалась очень растерянной. Я тотчас сообразил, что случилась какая-то неприятность.
Все, что рассказывал граф, не являлось для Феллини новостью. Он терпеливо и внимательно выслушал графа до конца и неожиданно спросил:
— Вы давно знаете Новака?
— Около пяти лет. Этот человек имеет, пардон, имел колоссальные связи. С его помощью я реализовал несколько картин, а также лес под Мархеггом, недалеко от словацкой границы. В наше время бессмысленно пытаться сохранить такое разбросанное наследство. Ну скажите, пожалуйста, на что мне замок Гартенштейнов в Каринтии? Полукрепость, полузамок, полуразвалина… Там нечего делать даже летом. Новак решил его приобрести и восстановить. На деньги, которые он собирался вложить в крепостные стены, можно купить пягь больших особняков.
— Но не старый замок?
— Вот именно, — усмехнулся граф. — Я — граф и предпочитаю жить в отеле, он же не был графом и поэтому хотел приобрести замок. Пожалуйста!
— У него были конкуренты?
— Нет, не думаю, чтобы кто-нибудь завидовал новому приобретению Новака.
— Вы уверены, что у него не было сомнительных деловых связей?
— Уверен.
— У него были враги?
— Не знаю.
— А доктор Перотти?
Граф недовольно поморщился.
— Не будем раздувать из мухи слона. Все мы немножко выпили, Лиль Кардо, конечно, очаровательная женщина, но один человек не станет вонзать другому нож в шею только потому, что повздорил с ним за столом.
— Как долго вы еще пробудете здесь?
— Пока удержится снег.
— Разумеется. — Граф, казалось, некоторое время колебался, прежде чем задать мучивший его вопрос: — Позвольте узнать, как долго вы собираетесь держать под арестом Лиль Кардо? Может быть, ее можно освободить под залог?
— Она уже освобождена, — ответил Феллини.
Граф облегченно откинулся на спинку стула.
После того как учительница подписала составленный Молькхаммером протокол, оба криминалиста выехали в Глурнс.
В Глурнсе они позвонили в Милан и Меран, сообщив о предварительных результатах расследования, в последний раз взглянули на труп Новака, перед тем как его положили в гроб и увезли, и отправились обедать в ресторанчик, в котором завтракали утром.
— Это мое первое серьезное задание, — сказал Молькхаммер. — Надеюсь, до вечера все станет на свои места. Неужели Новака убил Перотти?
— Посмотрим. Кстати: Губингер учился на мясника, и Новака закололи как свинью.
Феллини отломил вилкой кусочек биточка и поднес его ко рту.
— Черт побери, — пробормотал он, — как это я раньше не догадался? Возможно, Новака укололи в сонную артерию не два раза, а только один? Скажем, большой двузубой вилкой для мяса?
От неожиданности Молькхаммер перестал жевать и, проглотив недожеванный кусок, быстро произнес:
— Как же этот умник эксперт не сообразил столь простой вещи? Ну конечно, такие вилки слегка изогнуты!
— Я и раньше подозревал не только врача, но и Губингера, а теперь подозреваю его еще больше. Но я все-таки не могу поверить, что этот трусливый толстяк способен на убийство.
— Когда волку угрожает опасность, он идет на все. Но какая опасность угрожала Губингеру?
После обеда Молькхаммер и Феллини вернулись в полицейский участок. Там их поджидала целая толпа репортеров, но комиссар перенес пресс-конференцию на вечер. Криминалисты уже собирались снова выехать в Тауферс, когда в комнату вошел высокорослый молодой человек в лыжных брюках и непромокаемой куртке.
— Я хотел бы дать некоторые показания. Я — доктор Перотти.
Феллини и Молькхаммеру пришлось приложить усилия, чтобы не выдать своего удивления.
— Я не собираюсь отнимать у вас много времени, — начал Перотти. — К тому же не исключено, что то, что я хочу рассказать, давно вам известно. Дело в том, что в течение двух недель я почти каждый день встречался с господином Новаком, в том числе и вечером накануне убийства. В тот вечер между нами произошла небольшая ссора.
Дальнейшее уже было известно криминалистам и совпадало с показаниями графа и Лиль Кардо.
— Куда вы направились, выйдя из бара? — спросил Феллини.
— В других обстоятельствах, — после некоторого колебания произнес врач, — я бы воздержался говорить о подобных вещах. Надеюсь, мне можно рассчитывать на вашу скромность? Некоторое время тому назад я познакомился с одной дамой, некой Кристиной Риман. В тот вечер я был у нее. Вернее, вначале я зашел к себе в номер, несколько освежился, а затем направился к ней. Она живет на третьем этаже, через две двери от номера господина Новака.
— Как долго вы оставались у Риман?
— Я не смотрел на часы, а если и смотрел, то сейчас не помню Я ушел от нее вскоре после двенадцати или в половине первого.
Перотти говорил легко и изящно. Он был высокого роста, стройный, загорелый, с густыми черными волосами и красивыми темными глазами. «Такой производит на женщин неотразимое впечатление И не удивительно, если они по уши влюбляются в него», — подумал Феллини, а вслух сказал:
