достаточное количество образцов.
Капитан поджал губы:
– Я предполагал, что вы назовете число. Не жду, что это будет год, но хотя бы… сто тысяч лет? Двести? Миллион?
Обручев пожал плечами снова:
– Мы не знаем. У современной науки нет инструмента, позволяющего измерять геологические промежутки времени. Мы говорим: эра, эпоха, период… но имеем лишь отдаленное понятие о том, сколько они продолжались. Во всяком случае, если мы находимся в меловом периоде, то речь идет о десятках миллионов лет. Тридцать, возможно, пятьдесят… – Он глянул зачем-то на морские часы, отмерявшие запредельное теперь время Старого Света. – Это очень долгий срок. Очень.
– Пятьдесят миллионов лет, – повторил за геологом Бутлеров. – И в будущем кто-то бродит по нашим могилам…
– Ат-ставить! – взорвался Колчак. – Или вы забыли, как «Манджур» плыл в Новый Свет? Теперь мы в таком же настоящем, в каком были во Владивостоке или Петропавловске-Камчатском.
Он перевел дух.
– Дискуссию – отменяем. Если ни у кого больше нет предложений, завтра утром «Манджур» снимается с якоря. Идем на юго-запад, вдоль берега. Западный массив считать архипелагом или островом. Нарекаю его… Землей Эдуарда Толля.
Обручев усмехнулся в бороду. Предположение, сделанное неделю тому назад у новооткрытых островов, подтверждалось блистательно.
Дверь распахнулась. В кают-компанию просунулась голова вестового.
– Ваш-сок-бродь! – начал матрос, запнулся, сглотнул. – Просят!.. Там!..
На скулах у Колчака заходили желваки. Даже отменно штатскому Обручеву понятно было, что так обращаться к капитану можно только с изрядного подпития. Либо в полном расстройстве чувств.
– Там черти воют! – выпалил вестовой визгливо и, размашисто перекрестившись, скрылся.
– Да что за!.. – пробормотал капитан, поднимаясь на ноги. – А ну-ка, господа, марш на палубу. Николая Лаврентьевича я за таких вестовых самого заставлю чертей ловить вершой. И пока не поймает – на борт ни ногой.
– Владимир Афанасьевич, – вполголоса признался Мушкетов, пока оба геолога поднимались на палубу вслед за шумной толпой офицеров, на удивление схожих с кучкой студиозусов, – я, признаться, почти ожидаю увидеть бесов на реях. Если можно выловить из моря ископаемых аммонитов и подстрелить ихтиорниса, то почему не чертей?
Обручев пожал плечами.
– Не могу вас винить, – ответил он. – Последние события серьезно подорвали наше природное чувство вероятного. Но не забывайте, что мы прежде всего ученые. Все, что случалось с нами до сих пор, противоестественно и тем более интересно для изучения. Бесы, с другой стороны, – явления сверхъестественные. Наука ими не занимается, иначе это плохая наука.
На палубе было сумрачно. Солнце почти закатилось, лишь узкая нить огня из-под окоема подсвечивала набегающие с севера пурпурные и синие тучи. Берег темной громадой выпирал в бледную тень Зарева.
– Ну, и где ваши черти, Николай Лаврентьевич? – раздраженно поинтересовался Колчак у вахтенного офицера.
– Слушайте!.. – выдохнул тот.
Геолог заметил, что офицер бледнее бумаги. Он прислушался. И тогда с берега прилетел, разносясь над водой, воистину бесовский вой.
Словно библейский великан взялся сыграть на тромбоне: где-то вдалеке выводила протяжные рулады доисторическая тварь. И, будто псы, подхватили ее крик другие. От этих звуков, едва слышимых сквозь плеск волн и гул ветра в снастях, вставали дыбом волосы. Дьявольский хор не умолкал, пронизывая до костей. Так могли бы выть грешные души, оплакивая вечное свое проклятие.
– Что за… – выдохнул Никольский, беспомощно крестясь.
Солнце скрылось совсем. Погас отблеск на волнах. И в тот же миг сатанинский концерт оборвался. На палубе стало очень тихо.
– А к вам, Александр Михайлович, – Колчак порывисто обернулся к зоологу, – у меня будет особая просьба. Вот этих вот певучих… бесов… по возможности, живьем брать. Посмотрим, как станут они петь… в зверинце.
Обручев ожидал, что вечерняя несуразица с поющими бесами ничем не закончится. Вышло, однако, иначе. Геолога разбудил шум на палубе. Топотали сапоги, кто-то неразборчиво орал, и пронзительно выл уже знакомый адский тромбон. Рассудив, что в таком пандемониуме выспаться все равно не удастся, а на корабле творится нечто любопытное, Обручев наскоро оделся и вышел из каюты.
Шум накрыл его с головой. Мимо по коридору (геолог знал, что, скорее всего, по морскому обыкновению, проход между переборками носил особенное имя, но никак не собрался его выяснить) пробежал, на бегу крестясь, расхристанный матрос.
– Это уже положительно ни на что не похоже, – проворчал Обручев.
С палубы донесся выстрел.
Геологу показалось, что ноги сами вынесли его вверх по трапу. А уж какие мысли в эти секунды посещали его, Обручев не признался бы даже на смертном одре. По счастью, ни матросского бунта, ни приступов амока на борту не случилось. Стрелял капитан Колчак, и, судя по сдержанной ругани с его стороны, – неудачно.
– Истинно, истинно говорю – черт! Самый ни на есть бес! – блажил кто-то в небольшой толпе собравшихся на баке матросов. Блажил, впрочем, вполголоса, справедливо опасаясь капитанского норова.
Обручев поднял голову. Небо за ночь заволокли высокие серые облака, обещая пролиться дождем, и на их фоне с предельной отчетливостью виден был силуэт, распростерший полупрозрачные кожистые крылья.
На миг упорядоченная картина мира в сознании геолога дала трещину. В конце концов, как выразился давеча Мушкетов, раз уж мы начали верить в невозможное – почему бы не черти на реях?
Потом наваждение схлынуло. Фантастический силуэт в небе наложился на гравюру из капитального труда, вышедшего из-под пера Марша. А потом – накатило снова, когда парящая фигура накренилась и геолог осознал истинные ее размеры.
Невероятное существо качнуло вытянутой гребнистой башкой и вновь испустило душераздирающий вопль.
– Я т-тебя сейчас… – пробормотал Колчак, работая затвором. Он поднял карабин к плечу, прицелился. – Сейчас…
Выстрел ударил по ушам. Протяжный вой тромбона сорвался диким фальцетом. Крылатое чудище вздрогнуло и странным волнообразным движением крыльев перешло на восходящую спираль, карабкаясь к сизым тучам.
– Черт! – ругнулся капитан. – Уйдет же ведь.
– Святой Никола, оборони нас, грешных!
Обручев посчитал необходимым вмешаться:
– Серебряными пулями стреляете, Александр Васильевич?
Колчак мрачно уставился на него. Ученый смутился.
– Дурного тона шутка, Владимир Афанасьевич. Что это за потустороннее видение нас посетило? Просветите нас, пока я его не подстрелил.
– Это какой-то вид птерозавра, – ответил Обручев, стараясь не выказать, до какой степени его нервирует пронзительный, непрерывный плач ящера.
– Птеродактиль? – Колчак прищурился, пытаясь поймать кружащего, словно сорванный бурей лист, зверя в прицел.
– Нет, птеродактиль был жителем юрского периода и вдобавок не столь… впечатляющим. По-моему, этот красавец в размахе крыльев будет две – две с половиной сажени.
– Еще не хватало, чтобы он кого-нибудь из матросов закогтил, – буркнул капитан.
