мерки еще четыре дня назад были отправлены туда.
— Ясно, товарищ командир.
— Двух часов тебе хватит собратья?
— Хватит товарищ подполковник, — ответил я.
— Тогда, садись пиши рапорт, как действует ваша группа, а то сухие отчеты Горелика мне уже приелись.
— Есть писать.
Устроившись за соседним столом с начштаба я усердно исписывал второй листок, на миг замирая, обдумывая, и продолжая. В это время зазвонил телефон и дежурный взял трубку.
— Есть вызвать Никифорова, — сказал он в микрофон, и отправил за политруком посыльного бойца.
— Что? — спросил запыхавшийся особист, бегом спускаясь в штаб.
— Вас, — ответил дежурный и протянул Никифорову трубку.
— Алло. Старший лейтенант Никифоров на проводе… Узнал товарищ майор… Нет!.. Да!.. Что???.. Да этого быть не может. Лейтенант Суворов сидит в трех метрах от меня, и пишите рапорт о вылете… Понял… Есть, явиться немедленно.
Понятное дело, что меня это заинтересовало, но я не подал вида, продолжая писать, однако уши навострил подслушивая.
Несколько секунд особист держал трубку в руке.
— Товарищ политрук, — напомнил дежурный.
— Ах да, держи, — протянул он трубку обратно.
— Суворов?
— Я!
— У тебя брат есть?
— Нет. Вы же знаете.
— Угу… Знаю, — задумчиво ответил Никифоров.
— Товарищ подполковник, я отъеду на несколько часов до штаба дивизии, появилось новая информация, требуется ее проверить, — сказал он Запашному.
— Хорошо, езжайте. Моя машина нужна?
— Нет. Я как обычно на полуторке.
Никифоров выскочил из штаба, через некоторое время послышался звук запускаемого мотора, и удаляющийся рев мотора старенькой машины.
Пожав плечами, я продолжил писать рапорт.
— Вот, товарищ подполковник. Готово.
— Ну-ка. В целом не плохо, но есть некоторые шероховатости.
Запашный с интересом читал мой рапорт, когда вдруг снова зазвонил телефон.
— Товарищ подполковник, вас, — крикнул телефонист, держа у уха трубку.
Запашный стаял у стола телефониста и слушал собеседника на той струне трубки.
— Понял, товарищ полковник. Я все понял.
Положив трубку, Запашный сказал:
— Приказано немедленно готовиться к вылету. Немцы прорвались на стыке двух наших корпусов, их не обходимо остановить. Наша задача боевое охранение колонны самолетов.
— Вылет через восемь минут. Все быть на готовности.
— Товарищ подполковник, а я? — спросил я.
— Лейтенант, идите отдыхайте. Мы вас крикнем если что.
— Товарищ подполковник, но я…
Короче мне удалось уговорить его допустить меня к вылету.
Не смотря на то, что скоро должен были сесть грузопассажирский самолет, я получил разрешение на вылет для сопровождения бомбардировщиков.
У моего самолета стоял, главный инженер полка, и осматривал пробитые плоскости, а вернее заплаты на них, водя рукой ища зацепы.
— Хорошо сделано, — сказал он мне, когда я подбежал к «ястребку».
— Так Семеныч же, — одной фразой пояснил я, натягивая высотный комбинезон.
— Как с аэродинамикой, после покрытия всех технических отверстий мастикой? — спросил он.
— Во! — показал я большой палец, и стал застегивать парашют.
— Скорость набирает быстрее, скольжение глаже, нет такого торможения на виражах, как было раньше, — быстро пояснял я, и застегнув последний ремень, стал с помощью сержанта-механика карабкаться по крылу до фонаря.
— Скорость повысилась?
— Ненамного, но заметно, — ответил я, с удобствами устраиваясь на парашюте.
— Мне будет нужен рапорт, о всех нововведениях что вы сделали, — крикнул инженер.
— Хорошо, после возращения, — тоже крикнул я в ответ.
Техники уже подкатили компрессор, и стали подготавливать его к пуску.
— От винта! — крикнул я, и мы совместно запустили еще теплый мотор.
СБ Никитина из двадцати шести машин по одному пошли на взлет, они оказалось получили пополнение, но приказа на переформирование и отдых почему-то все не было. Было такое впечатление, как будто оба полка хотели выдоить до конца, а это было не правильно, у людей накапливалась усталость, терялось внимание, появлялось безразличие. Немного спасали мои концерты, но я уже несколько дней находился на аэродроме подскока. Использование моих песен другими певцами не давало такого эффекта, все ждали меня.
Заняв свою привычную позицию над строем бомбардировщиков я «змейкой», шел в боевом охранении, внимательно следя за воздухом, то что вылет будет без встреч с немецкими истребителями я сомневался.
— «Лютик», я «Бычок», слышишь меня? Прием, — услышал я вызов комиссара Тарасова. Как обычно строй бомбардировщиков вел лично он. Никитин, хоть и был опытным летчиком, но лично в бой самолеты водил редко, выполняя в основном административные функции. Это поэтому в полку был такой порядок, и тут не только просматривается работа капитана Смолина.
— «Бычок», я «Лютик», слышу вас.
— «Лютик» иди вперед, посмотри, в случае если над прорывом немцы, расчисть нам дорогу.
— Понял! Выполняю, — ответил я.
— Поосторожнее там, — попросил комиссар.
— Безумными могут быть приключения, герой же должен быть разумным, — слямзил я фразу одного уже покойного журналиста.
На земле, мы про расчистку воздуха не обговаривали, я должен был только сопровождать их, и охранять. Но решение комиссара было правильным, толку от вылета, если они не смогут выполнить свою работу.
Дав газу, я рванул вперед.
— Герр, майор, в эфире снова «Лютик», — отвлек майора Гарднера от просмотра переведенных перехватов русских, голос старшего радиста по радиоперехвату, обер-лейтенанта Моузера.
— Опять? Где? — вскинул он голову.
— Судя по перехвату, «Лютик», то есть советский ас Суворов находиться в районе прорыва наших моторизованных войск.
— Отлично. Вы уже сообщили об этом группе подполковника фон Шредера?
— Так точно герр майор. Боевая группа подполковника уже пошла на взлет. Предположительное время перехвата через двадцать минут.
— Да. Через двадцать минут этот Суворов перестанет существовать, — оскалился майор, снимая трубку телефона. Нужно сообщить заинтересованному лицу, что охота на Суворова подошла к своему логическому концу.
Группа подполковника фон Шредера, состояла из десяти асов с ним самим во главе. Специально
