— Нет. Но я думаю, что совсем по-другому.
— Но если нельзя иначе, то лучше так, чем никак.
— Ну, наверное. Только почему нельзя?
— Можно подумать, ты не знаешь!
— Не знаю. Почему?
— Потому что я еще ни с кем.
— Ну, так давай со мной. Или ты мне не доверяешь?
— Доверяю. Но нужно потерпеть.
— Сколько терпеть? Ты посмотри на наш класс. Или на ваш. Все перетрахались!
— Как грубо ты говоришь! Так уж и все!
— Не все, конечно. Развитие у многих задерживается.
— Что значит «задерживается»?
— А то и значит, что у некоторых девочек ни сиськи, ни письки.
— Фу, какой ты!
— Ну, посмотри на Таню Горелину.
— А что? Она очень хорошая девочка.
— Не спорю. Но Танечка не вызывает никаких греховных мыслей.
— Потому что вы все коты.
— Кто коты?
— Вы — парни. Только об одном и думаете.
— А вы, девочки, об этом не думаете? Только честно.
— Думаем. Но иначе, чем вы.
— Не смеши. Вы просто боитесь, вот и вся разница.
— А вы не боитесь?
— Чего?
— Беременности. Огласки.
— От беременности есть средство. От огласки тоже.
— Какое?
— Выбирать парня, которому доверяешь.
— Дело в том, что мы, девчонки, мечтаем, чтобы звучала одна нота, а вам, парням хочется пробежаться по клавишам.
— Говоришь мудрено, но понятно.
— И потом мы все же кое-что теряем, а вы нет.
— Ну эта потеря только для первого раза.
— Но каждый хочет, чтобы первым был он.
— Тут ты права. Но я-то о другом.
— О чем?
— О том, что многие обогнали нас с тобой.
— Ну ведь не все.
— Еще не хватало, чтобы — все.
— Потом, пацаны часто привирают. Так что — не все нас обогнали.
— Конечно! Не все, но большинство. Но главное даже не в том, все или нет.
— А в чем?
— В том, что я хочу тебя. Люблю, понимаешь?
— Понимаю. Если любишь — потерпишь.
— Сколько?
— Не знаю. Я еще не готова к этому.
— Что значит «не готова»? Ты вспомни свадьбу или как тогда у меня дома!
— Что ты хочешь сказать?
— Что ты была вполне готова! Просто я был лопух.
— Тебе не кажется, что ты мне хамишь?
— Кажется. Извини. Хотя, согласись, я был лопух.
— Ты мой глупенький, хороший мальчик.
— Да, да. Твой. Глупенький. Я хочу тебя.
— Терпи.
— Скоро терпелка лопнет.
— Не лопнет.
— Лопнет.
Наташа притихла. Ему даже показалось, что она заснула.
Он сидел, не шевелясь, боясь ее потревожить. Он думал.
Он был поражен.
Никогда они с Наташей еще не говорили так откровенно.
Поди ж ты! Что важнее, добиться физической близости или вот такой степени откровенности? Разве он мог говорить так с какой-нибудь другой девчонкой? Нет, конечно.
Но все равно очень хотелось.
Глава 8
До весенних каникул оставалась всего неделя. Весна выдалась ранняя и теплая. Сашка совсем очумел. Оказалось, что те ласки, о которых они договорились с Наташей, только сильнее распаляют его. Он стал плохо спать. Каждую ночь ему снилось, что он овладевает Наташей, овладевает по-настоящему, при этом ему было так хорошо, так чудесно, что проснувшись, он долго не мог прийти в себя и понять, что это был лишь сон.
Еще оказалось, что когда Наташа трогала его там, внизу, то получалась как-то не то, чтобы грубо, но как-то жестко, его орган требовал более нежных прикосновений, но Сашка стеснялся сказать об этом девушке.
Они стали ходить в дальний угол парка, вечерами там просто витала аура любви. То тут, то там раздавались подозрительные шорохи и тихий шепот, который невозможно спутать с каким-то другим звуком. Это был шепот любви. Поначалу Наташа не хотела идти в эту таинственную темноту, но Сашка вел ее, вел, крепко держа за руку, вел почти насильно. И Наташа шла.
Однажды они чуть не наступили на парочку, которая, расположилась прямо на молодой травке, видимо, они лежали на плаще, и несмотря на то, что видно было очень скверно, Сашка замер от вида голых женских ног, они, эти ноги, были бесстыдно раскинуты, полусогнуты в коленях, но самое жуткое было в другом, между этими голыми ногами сильно и ритмично двигался мужской зад, жаркое дыхание сопровождало всю эту сцену. Сашка едва не задохнулся от волнения, когда взглянул на все это. Он потянул Наташу в сторону, он знал, что и она все это видела, и ему хотелось только одного — повалить ее на траву и делать ей, делать так, как делал тот парень, лежащий на своей девушке в двадцати шагах от них.
А вдруг это был Петька?
Сашка обнял Наташу, некоторое время они целовались стоя. Потом он согнул ее назад, его руки непрерывно гладили ее, он расстегивал ее плащ, задирал короткую юбку, трогал плоский живот, туго обтянутый тонкими трусиками.
Ему хотелось снять с нее трусики, но мешали эти чертовы резинки для чулок.
И он сделал, как обычно. То есть сдвинул трусики в сторону.
И совсем потерял голову. Шепча хриплым голосом: «ну, пожалуйста, ну, прошу тебя», он бережно уложил ее на свой плащ и страстно прижался к ней, он торопливо, словно опаздывал, расстегнул свои брюки и начал тыкаться в жаркое местечко между ее бедрами, он навалился на Наташу, совсем как тот парень, что расположился невдалеке со своей девушкой, но у него, у Сашки, в отличие от того парня,
