“Графиня” исчезла, но лодочника мальчики не упустили. Он пошел по улице, мальчики — на некотором расстоянии за ним. И когда они шли за ним, то снова увидели шедшую впереди “графиню”.
Вскоре мальчики убедились, что лодочник не просто шел за “графиней”, а следил за ней. Он держался от нее на солидном расстоянии, прижимаясь к степам, очень ловко скрываясь за идущими впереди прохожими. Когда “графиня” задержалась на углу, пропуская длинный обоз, то лодочник тоже остановился, даже спрятался за крыльцом дома и сделал вид, что скручивает папиросу. Мальчики едва успели укрыться за газетным киоском.
Так шли они некоторое время — лодочник за “графиней”, мальчики за лодочником, — пока все не пришли на улицу, где помещался краеведческий музей и где Миша уже был с Борисом Сергеевичем.
Это была тихая, пустынная улица. Спрятавшись за углом, мальчики видели, как “графиня” вошла в музей, как, притаившись за выступом стены, следил за ней лодочник. Потом лодочник перешел улицу и улегся на траве на небольшой лужайке в тени дерева.
Мальчики некоторое время постояли за своим укрытием. Затем выбрались в боковую улицу и начали совещаться, как им действовать дальше.
— Кто знает, сколько времени графиня пробудет в музее, — говорил рассудительный Славка. — Может быть, до вечера. Что же, так и будем здесь стоять? Ведь у нас есть более серьезное дело. Надо идти.
Но Миша не согласился. Упустить такой случай! Если бы “графиня” пришла сюда одна, другое дело: хочет посмотреть на имущество усадьбы. Понятно. Но почему лодочник следит за ней? Ее верный слуга и сообщник! Тут что-то есть. И очень важное.
— Я к Серову пойду один, — сказал Миша, — а ты оставайся здесь и постарайся узнать, зачем графиня пошла в музей и почему лодочник за ней следит.
— Но… — попытался возразить Славка.
— Давай, давай, — сказал Миша, — все выясни. И жди меня здесь. Я скоро вернусь.
Глава 45
ОПЯТЬ У СЕРОВА
Вот и серое здание губоно. Миша с волнением посмотрел на него. Что же скажет Серов? Хорошо бы встретить здесь Бориса Сергеевича, директора детдома. Вот кто бы их поддержал! Уж он-то не дал бы выгнать отряд. Ну ладно, если здесь ничего не выйдет, то Миша пойдет… Куда же он пойдет? Конечно, в губ-ком комсомола. А если там не помогут, то в губком партии. Вот куда он пойдет!
Серов встретил Мишу, как старого знакомого. Он замахал руками, сокрушенно закачал головой:
— Знаю, знаю… Про все ваши несчастья знаю… Кое-как дело потушил… Могло быть хуже.
Миша остолбенел:
— Какое дело?
— Тут против вас такое поднялось, — Серов крутнул головой, махнул рукой, — такое… Хотели в Москву писать. А я говорю: “Бывает! Бывает! Ребята молодые, неопытные, вот и не поладили с местным населением. Что же, казнить их? Перейдут на другое место, и дело с концом”.
— Но почему мы должны перейти на другое место?
Серов придал своему голосу оттенок мягкого и дружеского убеждения:
— Долго ли перенести палатки? Сам подумай… И какая разница, где будет лагерь? Только от неприятностей уйдешь.
— Палатки перенести нетрудно, — сказал Миша, — но почему мы должны уйти? Это несправедливо.
Серов огорченно развел руками:
— Ну, товарищи, так нельзя… Газету читал?
— Там все неправильно написано, — ответил Миша.
Серов совсем сокрушенно закатил глаза и, чуть не плача, проговорил:
— Разве можно? Комсомолец, а так относишься к нашей советской печати!
— Не к печати, а к тому, кто написал заметки, — насупившись, ответил Миша.
Неожиданно строго Серов сказал:
— Редакция не печатает без проверки фактов. И газетой руководят коммунисты, твои старшие товарищи. Извольте их уважать.
Сильный довод, особенно для Миши. И все же он не мог уступить.
— Все это неправильно и несправедливо! — сказал он. — Посмотрим, что еще скажет губком комсомола.
Серов па мгновение закрыл глаза. Опущенные веки, сильно припухшие, неестественно большие для таких маленьких глазок, на мгновение превратили его лицо в толстую, неподвижную маску. И, когда он открыл глаза, они уже не перебегали с предмета на предмет, а пристально и отчужденно смотрели на Мишу:
— Вы собираетесь жаловаться?
— Не жаловаться, а поставить в известность.
— Так, так… А знаете, чем это для вас кончится? — Чем?
— Вас исключат из комсомола.
— За что меня исключат из комсомола? — поразился Миша.
— За все, что вы там натворили, — грубо сказал Серов. — Я сам хотел передать дело в губком комсомола, но пожалел вас. И мой вам совет: забирайте свои палатки и переходите на новое место. Без шума. Комсомол вас за такие дела по головке не погладит. Так что без шума. Не ввязывайтесь в историю.
— Я комсомолец, — ответил Миша, — и от комсомола никуда не прячусь. И всегда готов держать ответ.
— Виновных в порубке яблонь должны привлечь к ответственности, — пригрозил Серов, — и привлекут. И взыщут не только стоимость испорченных яблонь, но и стоимость испорченных в клубе красок и материалов. Приятно вам будет, если об этом узнают в школе, в комсомольской организации? Так что, повторяю, самое правильное — уйти без шума и скандала. Вовремя смыться. Понятно?
Серов добавил, что история с побегом Игоря и Севы тоже выглядит не слишком красиво. Что за вожатый, у которого пионеры разбегаются! Разбегаются и попадают в дела об убийстве, воруют лодки. И неизвестно еще, просто ли стащили лодку или за этим кроется нечто более серьезное. Да, да, у него создалось впечатление, что дело вовсе не так просто, как хотят его представить. Ведь мальчики-то у него жили! Вот что получается, молодой человек! Вот какой клубок. И надо подумать! Миша только начинает жизнь, и не следует на пороге жизни пятнать себя таким делом. Самое выгодное для Миши — вовремя уйти.
Опустив голову, Миша слушал Серова. В его передаче все звучало ужасно. Как же так получилось? И ведь Серову могут поверить. А тут еще эти заметки… Какое пятно ляжет на отряд!
— Договорились? — спросил в заключение Серов, заглядывая Мише в лицо.
И в его голосе Миша услышал желание получить утвердительный ответ.
— Я подумаю.
— Очень хорошо, — удовлетворенно сказал Серов, кладя обе ладони на стол. — Губерния наша большая, везде есть место. Надо побольше путешествовать, изучать родной край. Сегодня вернешься в лагерь, а завтра рано утром и подымайтесь…
Миша вышел от Серова. Противоречивые чувства обуревали его. Как быть, как поступить?
Серов плохой человек, ясно! Никаких дружеских чувств к Мише он не испытывает, а заинтересован в том, чтобы отряд ушел из Карагаева. Но ведь его скорее послушают, чем Мишу. Даже Борис Сергеевич, директор детдома, не может с ним справиться, не может отобрать усадьбу. И Серову ничего не стоит доказать в губкоме комсомола, что ребята во всем неправы. Он сумеет очень ловко использовать их ошибки, действительные и мнимые. И это может кончиться большими неприятностями для отряда.
