— Видела, — сказала буфетчица. — Это немец из ФРГ. Был у меня здесь. Вчера и позавчера. Первый раз они всей командой были, а вчера он с двумя другими пришел. Пьет крепко, но головы не теряет. Зовут его Оскар, он вчера подходил ко мне, когда бутылку водки навынос брал, и все пальцем в грудь тыкал и приговаривал: «Оскар, Оскар…» По-русски не говорит.
— Ну и глаз у вас, Евдокия Абрамовна! — восхитился майор. — А с кем он был вчера?
— Один такой худощавый и черненький…
«Стюард Иоганн Элерс», — отметил про себя Юрий Алексеевич.
— А второй?
— Второй — приметный парень. Здоровый такой и с рыжей бородой.
«Это боцман, — подумал Леденев. — Значит, все трое были здесь».
— И много они выпили?
— Сначала вот этот Оскар заказал бутылку «столичной». Они ее все только и заказывают, хотя у меня полно заграничной выпивки. Так вот. Взяли они бутылку. В баре было пусто, норвежцы и англичане в большом зале проводили вечер дружбы. А эти заказали бутылку водки и черный кофе и распивали в углу. Потом еще брали по рюмке два или три раза за вечер.
— Вы ничего не заметили странного в их поведении? Они не ссорились?
— Вроде сидели смирно, по-своему лопотали.
— Вы сказали, что этот человек, который называл себя Оскар, брал водку с собой?
— Я как-то глянула в тот угол, где он сидел с друзьями, и увидела, что там уже другие ребята. Значит, решила я, ушел Оскар. Потом, минут, наверно, через десять, опять появляется он, плащ держит на руке.
— Что, у него был плащ? — быстро спросил Леденев.
— Да, был плащ. Он на руке его держал…
«Плаща в районе убийства не обнаружено», — отметил Юрий Алексеевич.
— Он подошел ко мне, — продолжала Евдокия Абрамовна, — и показал на бутылку «столичной», хочу, мол, купить. Я сделала знак рукой, что ему, наверно хватит, но Оскар… очень просил меня продать еще бутылку. Он благодарил меня, кланялся, потом купил два значка, памятных, с гербом нашего города, и один из них подарил мне. Вот он.
«Верно, — подумал Леденев, рассматривая значок, — точно такой же был на лацкане пиджака убитого радиста».
— Значит, вы видели, как уходили товарищи этого человека?
— Нет, не видела.
— Ну и что было дальше?
— Я поставила бутылку на стойку…
— Как поставили? Покажите… Вот на этой бутылке…
— Хорошо. Вот так.
Евдокия Абрамовна взяла бутылку «сенатора» за нижнюю часть корпуса большим и указательным пальцами правой руки, подняла над столом и вновь поставила на место.
— В какой руке держал он плащ?
— Не припомню. Сейчас… Кажется, в правой.
— Так значит, бутылку он взял в руку и с нею ушел?
— Нет. Он схватил ее и сунул во внутренний карман пиджака.
— Понятно… А не заметили вы, чтоб кто-нибудь пошел за ним следом?
— Нет, не заметила. Народу было много. Хлопот у меня и без того хватало.
— Конечно, конечно, я понимаю, Евдокия Абрамовна… Тогда еще один вопрос, и я откланяюсь. Вы запомнили, когда Оскар покупал водку?
— Да, было половина одиннадцатого…
— Ну вот и все. Большое вам спасибо.
— А если он сегодня придет снова?
— Нет, — сказал майор, — нет, Евдокия Абрамовна. По имеющимся у меня сведениям, этот человек не придет к вам сегодня.
Когда Юрий Алексеевич покинул Интерклуб, к зданию подъехал автобус. Он привез группу моряков с голландского судна, стоявшего на дальнем причале порта. Леденев решил пешком отправиться в городской уголовный розыск. Там капитан Корда и подполковник Нефедов допрашивали Элерса и Хилльмера, тех моряков, что были с Груннертом.
Друзья убитого радиста
Элерс. Оскар любил выпить, но он почти не пьянел. Когда я увидел своего друга с английского судна и пересел к нему, Груннерт был навеселе, но не больше.
Нефедов. А Хилльмер?
Элерс. Примерно в том же состоянии.
Корда. Как зовут вашего друга?
Элерс. Джон Хьюстон, механик с «Сильверсэнда». Мы плавали с ним вместе на одной старой развалине под либерийским флагом в пятьдесят втором году. На ней и тонули вместе у Канарских островов. Я не видел его с тех самых пор.
Нефедов. Расскажите подробно.
Элерс. Хилльмер ходил к стойке, взял там три рюмки водки, мы выпили. И тут я увидел Джона. С минуту-другую глядел на него, боясь ошибиться. Но скоро понял, что это он. Я сказал об этом ребятам и пошел к столу Джона.
Корда. И больше к Хилльмеру и Груннерту не возвращались?
Элерс. Нет. Раза два я смотрел на них. Они сидели вдвоем. Потом к ним кто-то подсел.
Нефедов. Кто? Вы запомнили этого человека?
Элерс. Нет, он сидел ко мне спиной.
Корда. Этот человек разговаривал с Груннертом и Хилльмером?
Элерс. Не могу утверждать. Когда я еще раз глянул в их сторону, Вернера и Оскара там больше не было.
Корда. И вы продолжали пить с новым другом?
Элерс. Со старым, герр инспектор. Правда, я поднялся, когда увидел, что их нет, и вышел на улицу, обошел весь клуб.
Нефедов. Почему вы это сделали?
Элерс. Мне не хотелось идти одному по незнакомому городу ночью.
Корда. И все-таки вы пошли один?
Элерс. Нет, я вернулся в бар. Мы с Джоном еще выпили, потом, когда бар закрыли, подали автобус для норвежцев. На нем я и доехал до порта.
Нефедов. Когда вы вернулись на судно?
Элерс. Думаю, что уже за полночь. Я был довольно пьян и сразу лег спать, ведь мне необходимо рано вставать, чтоб успеть приготовить для кают-компании завтрак.
Нефедов. Значит, сразу после того как обнаружили, что Хилльмера и Груннерта нет в баре, вы выбежали на улицу?
Элерс. Именно так.
Нефедов. Джон Хьюстон может подтвердить, что вы разговаривали с ним? И кстати, где вы расстались?
Корда. Вас очень беспокоит правый карман, господин Элерс, достаньте то, что там лежит…
