Но пурпурный человек только рассмеялся.
Джеффри покраснел и взмахнул кинжалом, нацелившись в горло незнакомца.
Кинжал разрезал кожу.
Корделия в тревоге вскрикнула.
Но незнакомец снова лишь рассмеялся и скользнул по лезвию к Джеффри.
— Твой меч ничего тебе не даст, глупый парень, потому что он — сновидение, а я реален.
— Ты лжешь, подлая выдумка! — закричал Джеффри. — Меч реален, это самая настоящая сталь!
— Ну уж нет, — ответило привидение, — это я реален. Взгляни-ка на мои богатства, — молодой человек картинно повернулся и показал на замок, возвышающийся над ними. Подъемный мост был спущен, решетки подняты, и сквозь ворота виднелись золотые кресла, аметистовые кубки и шкатулки, полные рубинов и сапфиров.
— Вот что реально, — объявил молодой человек.
— Пойдем со мной.
— И со мной, — ворковала нимфа.
— Как это? — Грегори смущенно шагнул вперед.
— Как это может быть реально? Ведь ты только видение из пурпурного тумана!
— Я? — незнакомец рассмеялся. — Я реален, я человек из прочного вещества! Это ты мой сон, дитя, и вся твоя жизнь — создание моего спящего разума!
— Не может быть! — решительно возразил Грегори. — Я существую, потому что мыслю!
— Тебе только кажется, что ты мыслишь, — прошептала нимфа. — Это все часть сна моего брата — что ты ходишь, вспоминаешь, говоришь и думаешь.
— Но… но… — заикался Грегори, не в силах доказать собственное существование.
— Смотри! — молодой человек картинно повернулся. — Там находится то, о чем мечтают все дети! Я знаю все твои желания, потому что сам создал их!
На золотом столе в замке появился огромный леденец в два фута в поперечнике.
Глаза Грегори стали огромными, он механически сделал шаг вперед.
Фесс увидел, как побелела кожа вокруг глаз Грегори, и понял, какую душевную боль испытывает мальчик.
— Не обманывайся, Грегори. Ты реален, а эти всадники из пурпурного тумана — всего лишь сны.
— Ты, иллюзия! — насмехался молодой человек. — Откуда тебе знать, что ты реален?
— Потому что я не органическое существо, и меня не обманут ни благовидные аргументы, ни сияние тумана. Я не был рожден, меня сделали на фабрике, и я помню каждую секунду из своих пятисот лет жизни. А ты существуешь ровно семь минут тридцать четыре секунды… сейчас уже тридцать пять. И не дольше!
Молодой человек недоверчиво посмотрел на робота, потом отрывисто и издевательски рассмеялся. Фесс повернулся спиной к иллюзии.
— Пошли дальше, дети! Вы реальны, и у вас есть оружие против обмана — вы из рода д'Арманд! Идемте вперед! Реальность ждет нас!
И он зашагал в лес, не оглядываясь, чтобы проверить, последовали ли дети за ним.
Грегори посмотрел вслед Фессу, потом побежал за ним. Джеффри тоже побрел следом, лицо его горело от гнева, но он выполнил приказ.
— Убирайся, шлюха! — Корделия схватила Магнуса за руку. — Как, брат? Неужели тебя поработит твое собственное ходячее сновидение?
Магнус встряхнулся и отвернулся от пурпурной нимфы. Двигался он медленно и механически, но двигался.
— Это я буду твоим рабом, — замурлыкал пурпурный юноша. — Только останься со мной!
Корделия дрогнула, готовая упасть в его объятия.
Голова Магнуса вздернулась, словно его ударили. Глаза его сузились, он схватил Корделию за запястье.
— Гнусная ложь! Заключить девушку в объятия ее собственного воображения! Убирайся, подлый соблазнитель! Моя сестра не для тебя! — а Корделии он сказал: — Неужели ты не подождешь настоящей любви? Разве реальный человек не лучше пустых снов?
— Может, и нет, — ответила она, но пошла с братом. — Не могу сказать…
— Зато я могу! — Магнус предложил сестре руку, не выпуская ее запястья. — Идем, моя прекрасная сестра! Иди со мной… вот так! Мы всегда будем вместе… и так спасем друг друга!
Так и получилось, они помогали друг другу и шаг за шагом выбрались из тумана иллюзий, вернулись к свету дня.
Перед ними вслед за роботом, чьи чувства пробивали любую иллюзию, шли их братья.
Когда Магнус и Корделия поравнялись с ними, Грегори жалобно спросил:
— Но как мне доказать это, Фесс? Откуда я знаю, что я реален?
— Этот вопрос решен много лет назад, — ответил Фесс, — если его вообще можно решить, — он ударил копытом, камень взлетел в воздух, ударился о дерево и упал на лесную почву, а Фесс при этом даже не сбился с ритма. — Вот так доктор Джонсон опроверг Беркли, — продолжал робот. — И я утверждаю, что подобно доктору Джонсону ты, Джеффри, дал лучшее доказательство, когда сбросил кислотный камень в яму со щелочью.
Грегори приободрился.
— Как, разве это доказательство? Если наши глаза и слух обманывают нас, то на самом ли деле мы видели, как камень летит в воздухе, или только вообразили себе это?
— Для меня этого вполне достаточно, — заверил его Джеффри. — Камень действительно летел в воздухе, я видел это и чувствовал, как палка ударила камень!
— Таков и был аргумент доктора Джонсона, Джеффри, когда он пнул булыжник.
— Но твои глаза могу обмануть так же легко, как мои уши, — возразил Грегори.
— А как же его нога? — усмехнулся Джеффри.
— Но все равно это может быть иллюзией! Зрелище камня, летящего в воздухе, — это только то, что говорят мне мои глаза! Но оно может быть такой же иллюзией, как этот пурпурный туман — потому что и о нем мне сообщили мои глаза!
— Может, — согласился Фесс, — но твои чувства были искажены, когда воспринимали это впечатление, искажены пурпурным туманом.
— Неужели? — вызывающе спросил Грегори. — Откуда мне это знать?
— Потому что я ничего не видел, — ответил Фесс. — Я воспринимал туман опосредованно, только через ваши мысли.
Грегори остановился, взгляд его утратил сосредоточенность.
— Ну, тогда… конечно, их там не было…
— Но, Фесс, ты ведь не всегда будешь с нами, — сказал Магнус.
— Боюсь, что нет. Вспомните, что главный аргумент епископа Беркли сохраняет свою силу: мы не можем окончательно доказать, что реально, а что нет; всегда необходима какая-то доля веры, даже вера в то, что воспринимаемое нашими органами чувств есть реальность.
— Но тогда как же нам знать, что реально, а что нет?
— Вы должны судить по тому, сохранятся ли эти образы при свете дня, — строго указал Фесс, — увидите ли вы утром то, что видели ночью; вы должны судить по своим взаимодействиям с другими объектами и по их взаимодействию с вами. Булыжник мог быть иллюзией, но это была очень убедительная иллюзия, когда отлетала от ноги доктора Джонсона. Доктор Джонсон тоже мог быть иллюзией, но я подозреваю, что он испытал очень убедительное чувство боли, когда ударил ногой по камню.
— Но мы не можем доказать… — Грегори не закончил фразу, однако в голосе его больше не чувствовалась тревога.
— Ты говоришь, что реальность это или нет, она способна причинить боль, — подчеркнул Джеффри. — Мой меч, возможно, иллюзия, но он способен пустить кровь другой иллюзии.
— Ты приближаешься к решению. Что произошло бы, если бы ты коснулся блестящего камня, хотя я
