меня в свой круг: я ругался и дрался с Го, шпынял Жабу, дурачился и пререкался с Фрэем – но что бы между нами не происходило, если возникала внешняя угроза, мы разбирались с ней вместе. А угроз в общежитии, наполненном озлобленными подростками, было предостаточно.
– ...а он мне говорит, гони бабки! – твердая 'р' катилась по всей нашей небольшой комнате. – А я ему, смотри не подавись. Жирно будет. И сразу так ррраз захват под кадык.
Го тут же продемонстрировал прием на Жабе, который начал хрипеть и скрести руками по локтю рассказчика.
– Он зенки из орбит выпучил, ну прям как Жаба сейчас. А я не отпускаю, и крепче затягиваю – пусть помучается гад.
Я испугался, что Го действительно сейчас покрепче прижмет Иосифа – последний и так уже находился на грани потери сознания (от его ощущений даже у меня немного плыл мир перед глазами).
– Хватит, задушишь, – наконец, я решил вмешаться.
Го выпустил уже багровеющего Жабу и тут же повернулся ко мне:
– Что, жалко стало, да? – обманный удар кулака, нацеленный в живот.
Я отскочил вовремя. После этого он обычно пинал по ноге, на которую переносишь вес, уклоняясь, и ты бесформенным кулем валился на землю. Я не только уклонился, но и поймал его ногу в развороте для удара.
– Шпана! – заверещал Го. – Что, мелкий, слишком борзый стал, да?
Продолжение могло быть самым непредсказуемым, если бы в этот момент в комнату не ворвался Фрэй:
– Собирайтесь, быстро! Хорошая шабашка наклюнулась!
– Я больше не собираюсь чистить сортиры в комендантской, – окрысился Го, между тем как Жаба послушно натягивал носки и ботинки.
– Забудь про сортиры. Сейчас в порт причалит баржа, надо ее быстро разгрузить. По пятихатке на нос!
Байкер заткнулся и тоже стал натягивать ботинки.
– Что за баржа? – с сомнением спросил я. Мероприятия Фрэя с недавних пор вызывали у меня подозрения. – Сейчас почти половина двенадцатого.
– Ты думаешь, мне все доложили? Наша задача разгрузить и получить деньги. С остальным пускай разбираются сами.
– Кто разбирается?
– Эй, цыплячья грудка, закрой клюв и пошевеливай окорочками, – Го наподдал мне пинка, гоня к выходу. А Фрэй так и не ответил.
Порт в резервации и портом то назвать было трудно – единственная ржавая пристань гнила без дела, в темноте был слышен вялый плеск воды, да повсюду преследовал специфический тухловатый запах. Стикс давно уже перестал быть судоходным: река обмелела, и корабли с большим водоизмещением уже не могли по нему пройти. Дамба стала не нужна: половина ее шлюзов была открыта, город рад бы был открыть и вторую половину, но, судя по всему, они настолько проржавели, что механизм заело и створки не поднимались. Кое-какое движение еще продолжалось по обводному каналу, но это в основном были частные легкие моторные лодки, которые к резервации не приближались: во-первых, без спецразрешения причаливать нельзя – могут и огонь открыть с вышек; а во-вторых, просто небезопасно.
Если бы я знал об этом тогда... впрочем, Фрэй наверняка догадывался. У меня же кроме позднего времени, сам факт причаливания баржи к пристани в резервации не вызывал вопросов.
На причале нас встретил низенький сгорбленный китаец в черном непромокаемом плаще. Его глаза недобро блестели из-под низко надвинутого капюшона, в руках он держал фонарь, но не включал его, хотя вокруг стоял непроглядный мрак: слабый свет окон виднелся только с той стороны Стикса. При нашем появлении он прижал короткий палец к губам и прошептал:
– Тихо стоять. Ждать.
Над водой пролетел протяжный гудок начала комендантского часа. У меня от этого глубокого звука все переворачивалось внутри. Я начал ломать руки и переминаться с ноги на ногу, пока не понял, что это не мое волнение и страх, а эмоции китайца. Азиат трусил до того, что в любой момент был готов сорваться с места и бежать.
Со стороны реки раздался тихий свист. Китаец вздрогнул всем телом, а затем трясущимися руками три раза включил и выключил фонарик. Мигнул ответный огонёк, и тут же донесся плеск воды.
'Баржа' точно так же мало напоминала баржу, как и порт мало напоминал порт. Большая плоская лодка была настолько тяжело загружена какими-то ящиками, что вода поднималась ей едва ли не до середины облупленного борта. На носу стоял невысокий человек с фонарем, еще один, похоже, находился в рубке – вот и вся команда.
Наш китаец засуетился на берегу:
– Быстро разгружать. Торопиться. Не мешкать, – он почти готов был столкнуть нас в воду, чтобы мы плыли навстречу кораблю. Необходимость торопиться приводила его в панику, он оглядывался все чаще и дрожал.
Как только лодка причалила, мы получили каждый по толчку в спину, так что Жаба едва не полетел вниз со скользких шатких мостков. Человек на носу лодки тоже оказался китайцем, он что-то быстро и возбужденно лопотал на своем языке, потом зашипел на нас:
– Зиво! Зиво!
Второй китаец из рубки уже отвязывал ремни, которыми крепились деревянные ящики на палубе.
– Куда нести-то? – спросил Го, примериваясь к грузу.
Азиаты дружно на него зашикали. Тот, что с лодки, ударил его по затылку и начал тихо монотонно ругаться на своем наречии. Го хотел ответить на оплеуху, но Фрэй удержал его за локти.
– На причал складывать. Тихо. Быстро. Потом ждать машину, – забормотал наш китаец, попутно кланяясь хозяину лодки и, судя по всему, извиняясь.
К счастью, ящики были компактными, хотя и довольно тяжелыми, так что даже я мог в одиночку дотащить один до пристани. Жаба брал по два ящика, прижимал их длинными ручищами к бокам и, неуклюже покачиваясь, переваливался через мостки. Китайцы на него постоянно шипели, чтобы он был осторожнее. В ящиках, судя по всему, было что-то металлическое. Они брякали, когда их опускали на пристань, но я не хотел задумываться, что именно там, как будто мои мысли могли быть слишком громкими и привлечь чье-нибудь внимание.
Как только груз был переправлен на берег, лодка отчалила с той же скоростью, с какой и появилась. Образовалась утомительная тишина, только где-то плаксиво и отчаянно выла собака. Китаец был бледен и выглядел не лучше привидения в своем черном плаще-непромокайке. Его пульс стучал у меня в горле. Машина все не появлялась.
Наконец, послышался звук мотора, мигнули две фары, затем еще две и третья одиночная, судя по всему, от мотоцикла. При виде второй пары фар китаец как-то жалобно не то всхлипнул, не то застонал, сорвался с места и побежал вдоль пристани.
Мы вчетвером переглянулись.
– Бежим! Все врассыпную! – неестественным голосом крикнул Фрэй.
Из машин вышли какие-то люди, послышался собачий лай, затем короткая команда:
– Никта, Эреб взять его!
Топот собачьих лап удалялся вдоль набережной туда, куда припустил китаец.
Я бежал в другом направлении. Бегун из меня никакой, оставалась только надежда, что удастся затеряться в кварталах.
Сначала мне показалось, что за мной никого, но затем сзади накатила волна охотничьего азарта – бесшабашная, жадная и жестокая. Я оглянулся, чувствуя, как ноги становятся слабыми и ватными. За мной бежал темнокожий подросток примерно одного возраста с Фрэем, позади него развевались длинные косички, перетянутые яркими разноцветными резинками, которые только что не светились в темноте. Все
