– О, ты вовремя, – сказала я, жестом приглашая его присесть. – Если правильно разместить петлю – там нужно какое-то латунное кольцо, я сама толком не поняла, – то во время падения сразу же сломается второй позвонок. Тут написано, что мозг умрет через шесть минут, а все тело целиком – через десять- пятнадцать. Таким образом, у нас остается окно в четыре минуты, чтобы успеть надеть на него респиратор, прежде чем сердце перестанет биться… Ой, чуть не забыла: мне ответили из Генпрокуратуры. Ответили отказом. И даже прикрепили к письму изначальный приговор, как будто я не читала его сто миллионов раз, и сказали, что если я хочу его оспорить, то должна подать соответствующие ходатайства. И пять часов назад я их подала.
Отец Майкл, казалось, не слышал меня.
– Послушай, – мягко сказала я, – лучше тебе воспринимать это повешение как научный эксперимент… И не связывать его лично с Шэем.
– Прости, – ответил священник, покачивая головой. – Просто… Нелегкий выдался денек.
– Из-за того скандала с телепроповедником?
– Ты видела, да?
– В городе только и разговоров, что о вас, отче. Он закрыл глаза.
– Прекрасно.
– Ну, если это тебя утешит, Шэй ведь тоже наверняка все видел.
Отец Майкл посмотрел мне прямо в глаза.
– Благодаря Шэю мой куратор считает меня еретиком.
Я попыталась представить, что сказал бы мой отец, если бы кто-то из прихожан попросил у него отпущения грехов.
– А ты сам считаешь себя еретиком?
– А разве
– Ну! – ободряюще воскликнула я. – Я как раз собиралась к родителям на ужин. Мы всегда ужинаем вместе по пятницам. Хочешь со мной?
– Я не хочу навязываться…
– Уж поверь, еды всегда остается столько, что можно накормить какую-нибудь страну третьего мира.
– Ну, если так… Было бы здорово.
Я выключила настольную лампу.
– Можем поехать на моей машине, – сказала я.
– А можно, я оставлю свой мотоцикл здесь, на стоянке?
– То есть тебе позволено ездить на мотоцикле, но нельзя есть мясо по пятницам?
Отец Майкл по-прежнему выглядел так, будто земля убегала у него из-под нос.
– Наверное, основателям нашей церкви проще было воздерживаться от мяса, чем от поездок на «Харлей-Дэвидсоне».
Я вывела его на улицу через лабиринт шкафов, запрудивших офис АОЗГС.
– Знаешь, что я сегодня узнала? Черный ход к старой виселице ведет прямо из кабинета капеллана.
Я всмотрелась в лицо отца Майкла. На губах его, кажется, мелькнула тень улыбки.
Джун
В кабинете доктора By мне нравилось многое, но особенно стена фотографий – гигантская пробковая доска с портретами пациентов, выживших, вопреки прогнозам, после операции на сердце. Дети с подложенными под спину горами подушек, у рождественской елки, мальчишки, машущие бейсбольными битами. Это была фреска побед.
Когда я рассказала доктору By о предложении Шэя Борна, он внимательно меня выслушал и сказал, что за двадцать три года практики еще ни разу не встречал взрослого мужчину, чьи органы подошли бы ребенку. Сердцам свойственно расти, чтобы удовлетворять потребности хозяйских тел, поэтому Клэр могла рассчитывать лишь на трансплантат от другого ребенка. «Я обследую его, – пообещал доктор By, – но обнадеживаться не стоит».
И вот я сижу напротив доктора. Он кладет руки на стол. Меня всегда восхищало то, с какой легкостью он пожимал людям руки и махал рукой на прощание, словно эти конечности были совершенно заурядными, а не волшебными. Все эти глупые знаменитости, страховавшие свою грудь и ноги, в подметки не годились доктору By и его рукам.
– Джун…
– Пожалуйста, скажите сразу, – попросила его я, лучась напускным оптимизмом.
Доктор By посмотрел мне в глаза.
– Он идеально подходит Клэр.
Я уже сжимала в кулаке ремешок сумки, готовясь наспех поблагодарить его и выбежать из кабинета, прежде чем разреветься над очередным упущенным шансом. Но слова врача пригвоздили меня к стулу.
– Что-что, простите?…
– У них совпадает группа крови – вторая, резус положительный. Перекрестная проба крови показала нереагирующий результат. Но что поистине замечательно, так это размер его сердца. Оно идеально.
Я знала, что массой тела донор не может превосходить реципиента более чем на двадцать процентов. В случае Клэр это означало что ей подошел бы человек весом от шестидесяти до ста фунтов. Шэй Борн, конечно, был щуплый парень, но все-таки он взрослый человек, он не может весить меньше ста двадцати фунтов.
– С медицинской точки зрения это абсурд. Его сердце – теоретически – слишком мало, чтобы выполнять все надлежащие функции в его собственном теле… Однако он, судя по всему, здоров как бык. – Доктор By улыбнулся. – Похоже, мы нашли для Клэр донора.
Я не могла шелохнуться. Это были прекрасные новости, а я почему-то едва дышала. Что сказала бы Клэр, если бы знала, при каких обстоятельствах ей пересадили это сердце?
– Только ей не говорите, – попросила я.
– Что ей сделают пересадку?
Я покачала головой.
– Нет. Не говорите, откуда оно.
Доктор By нахмурил брови.
– А вам не кажется, что она сама узнает? В новостях только и разговоров…
– Донорам гарантируется анонимность. К тому же она не хочет сердце мальчика. Постоянно об этом твердит…
– Но ведь проблема на самом деле не в этом, верно? – Кардиолог внимательно посмотрел на меня. – Это мышца, Джун. Не больше и не меньше. Пригодность сердца для пересадки никак не связана с личностью донора.
– А как бы вы поступили, если бы она была вашей дочерью?
– Если бы она была моей дочерью, – ответил доктор By, – я бы уже назначил ей операцию.
Люсиус
Я попытался рассказать Шэю, что сегодня вечером его историю обсуждают в шоу Ларри Кинга,[21] но он то ли спал, то ли просто не хотел мне отвечать. Тогда я достал кипятильник из тайника за цементной плитой и нагрел себе воды для чая. Гостями передачи были тот чокнутый проповедник, с которым сцепился отец Майкл, и какой-то надменный ученый по имени Йен
