Чужое сердце

себе места. Я взглянул на конверт, лежавший у меня на коленях. Внутри была картина – прощальный подарок Люсиуса. К конверту прилагалась записка от руки: «Джун отказалась от сердца. Шэй еще не знает».

Если (ну, позволим себе помечтать) мы таки выиграем дело, как мы скажем Шэю, что исполнение его заветной цели невозможно?

– Всем встать! – потребовал помощник судьи.

Мэгги обернулась через плечо и натянуто мне улыбнулась. Все присутствующие в зале поднялись: вошел судья Хейг.

Воцарилась абсолютная тишина – я слышал даже электронный шорох видеокамер.

– Это уникальный случай в истории штата Нью-Хэмпшир, – начал Хейг. – Возможно, он уникален для системы федеральных судов в целом. Да, в нашей стране действуют законы, гарантирующие свободу религиозной практики людям, находящимся в местах лишения свободы. Но это не означает, что всякий человек имеет право объявить свои убеждения религией. К примеру, представьте, если бы осужденный на смерть заключенный заявил, что согласно догмам его религии он обязан умереть от старости. Следовательно, соизмеряя религиозные права заключенных и правительственные интересы, суд принимал во внимание не только финансовые аспекты и исходил не только из соображений безопасности. – Судья скрестил руки на груди. – При всем этом… Мы не привыкли позволять государству решать, что такое Церковь, а Церкви – что такое государство. Это ставит нас в затруднительное положение. Возникает необходимость разработать некий тест, лакмусовую бумажку для обнаружения истинной религии. Как же нам справиться с этой задачей? Остается лишь опираться на исторический опыт. Доктор Флетчер представил суду убедительные доказательства подобия гностицизма и верований мистера Борна. Однако в современном мировом климате гностицизм не очень распространен – называя вещи своими именами, в современном мировом климате гностицизм отсутствует. Хотя я ни в коей мере не претендую на звание историка христианства, которым является доктор Флетчер, мне все же кажется излишним устанавливать связь между верованиями одного арестанта в тюрьме штата Нью- Хэмпшир и религиозной сектой, отмершей около двух тысяч лет назад.

Мэгги просунула сложенную вчетверо записку через решетку, отделявшую мою скамью от стола истца. «Нам хана», – было в ней.

– С другой стороны, – продолжал судья, – некоторые наблюдения мистера Борна касательно духовной жизни и божественных сил показались нам довольно знакомыми. Мистер Борн верит в единого Бога. Мистер Борн считает, что спасение души связано с определенными ритуалами. Мистер Борн чувствует, что договор между человеком и Богом включает в себя самопожертвование. Все эти концепции близки рядовым американцам, исповедующим одну из основных религий. – Он откашлялся. – Одна из причин, по которым вопросы религии не стоит обсуждать в зале суда, заключается в том, что духовный путь – это очень интимное предприятие. Тем не менее по иронии судьбы отдельные слова мистера Борна нашли отклик в сердце вашего покорного слуги. – Судья Хейг повернулся к Шэю. – Я не очень богобоязненный человек. Я много лет не ходил на службы. Но в Бога я верю, пускай моя «религиозная практика» – это одно название. Я твердо убежден, что в воскресенье утром можно просто подстричь газон пожилой соседке или взобраться на гору и полюбоваться природой, среди которой нам посчастливилось жить, и это вполне способно заменить осанну Господу Богу. Иными словами, я считаю, что каждый человек находит себе свою церковь, и далеко не в каждой есть четыре стены. Но это мое личное убеждение, которое не означает, что я не понимаю принципов официальной религии. На самом деле многое из того, что я узнал еще мальчишкой, в ходе подготовки к бармицве, до сих пор волнует мою душу.

У меня отвисла челюсть. Судья Хейг – еврей?

– В иудейском мистицизме есть принцип под названием tikkun olam. В буквальном переводе это значит «починка мира». Идея вот в чем: Бог создал мира, вложив божественный свет в сосуды, некоторые из которых разбились вдребезги. Задача человечества состоит в том, чтобы собирать и отпускать эти осколки света – посредством добрых поступков. Каждый раз, когда это случается, Бог становится совершенней, а мы становимся чуть более богоподобны… Насколько я понимаю, Иисус сулил своим последователям Царство Небесное и побуждал их готовиться к переходу в это царство любовью и милосердием. Бодхисаттва обещает ждать освобождения, пока не обретут покой все, кто страдал. И, судя по всему, даже давно вымершие гностики верили, что в каждом из нас заключена искра Божья. Похоже, какую религию ни выбери, добрые дела все равно остаются трамплином в лучший мир – ибо в лучшем мире мы сами становимся лучше. И мне кажется, в этом и состоит причина, по которой мистер Борн хочет стать донором. Какая разница, какими словами говорил Иисус – словами Библии или словами Евангелия от Фомы? Какая разница, где вы обрели Бога: в святилище, в тюрьме или в глубине самого себя? Мне кажется, все это не имеет значения. Важно одно: не судить того, кто избрал иной путь к смыслу жизни… Согласно закону о вероисповедании граждан, пребывающих на постоянной основе в государственных учреждениях, от двухтысячного года, я постановляю, что Шэй Борн имеет веские духовные основания для пожертвования внутренних органов после смерти, – провозгласил судья Хейг. – Я также постановляю, что план штата Нью-Хэмпшир по приведению приговора в исполнение путем смертельной инъекции притесняет его религиозную свободу, вследствие чего штат вынужден будет прибегнуть к альтернативному способу казни, а именно – повешению, что позволит заключенному стать донором сердца. Суд окончен, а своих советников я прошу проследовать в мой кабинет.

Галерка взорвалась шумом: это репортеры тщились дорваться до юристов, пока те не ушли на встречу с судьей. Женщины плакали, студенты махали кулаками в воздухе, кто-то у самой стены запел псалом. Мэгги перегнулась через ограждение, чтобы обнять меня, затем быстро и неловко обняла Шэя.

– Мне нужно бежать, – бросила она, и мы с Шэем остались наедине.

– Хорошо, – сказал он. – Хорошо, что так получилось.

Я кивнул и потянулся к нему с распростертыми объятьями. Я никогда раньше не обнимал его, и меня потрясло, как громко бьется его сердце и какая теплая у него кожа.

– Позвони ей сейчас же, – попросил он. – Надо сказать девочке.

И как я должен был объяснить ему, что Клэр Нилон отказалась принять его сердце?

– Хорошо, позвоню, – солгал я.

И слова мои запятнали его щеку, как поцелуй Иуды.

Мэгги

Скорее бы сказать маме, что судья Хейг оказался не католиком, как Александр, а правоверным иудеем. Не сомневаюсь, это вдохновит ее на привычную речь на тему «Если будешь стараться, когда-нибудь и ты сможешь стать судьей». Должна признать, решение его пришлось мне по душе – и не только потому, что было принято в пользу моего клиента. Его речь была вдумчивой, непредвзятой и абсолютно неожиданной.

– Ну что ж, – сказал судья Хейг, – теперь, когда на нас не направлена сотня камер, можно говорить честно. Мы все понимаем, что этот суд был затеян не из-за религии, хотя вы нашли отличную юридическую вешалку для своего искового платья, мисс Блум.

Рот у меня непроизвольно приоткрылся, но тут же захлопнулся. Вот тебе и «вдумчивый» и «непредвзятый». Очевидно, духовность судьи Хейга проявлялась лишь тогда, когда ей могла внимать широкая публика.

– Ваша честь, я твердо убеждена, что религиозная свобода моего клиента…

– Да-да, конечно, – перебил меня судья. – Но давайте на минутку спустимся с небес на землю и займемся делом. – Он повернулся к Гордону Гринлифу. – Неужели штат и впрямь подаст апелляцию ради несчастных ста двадцати долларов?

– Не думаю, Ваша честь, но нужно проверить.

– Тогда сходите и позвоните куда следует, – велел судья Хейг. – Потому что одна семья должна как можно скорее узнать, что будет дальше и когда. Все ясно?

– Да, Ваша честь, – ответили мы хором.