проблемы поиска социального клапана).
Переломным моментом в постепенном возвращении партийной номенклатуры к прежним властным позициям стала осень 1938 г., когда руководители НКВД, прокуроры, секретари ВКП(б) республиканского, областного, городского и районного масштаба получили постановление Совета Народных Комиссаров СССР и Центрального Комитета ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»[279]. Маятник репрессий качнулся в обратную сторону: террор был направлен уже против исполнителей — сотрудников территориальных органов НКВД. Массовые аресты в НКВД в какой-то мере ослабляли фактическую власть карательных органов, а выдвинутые Сталиным новые партийные руководители постепенно упрочивали свое положение.
«Остаться в живых»: социальные технологии советских органов власти в 1937– 1938 гг
Понедельник 12 июля 1937 г. не был началом суровых будней для советских граждан. Сменившая пятидневную рабочую неделю шестидневка фиксировала выходные не по дням недели, а по числам месяца. Жителям Чусового было еще лучше. Их ожидало праздничное мероприятие. Городское начальство готовилось провести народные гуляния по случаю открытия водной станции. Праздник действительно состоялся, но неожиданно был омрачен трагедией. Паром, доставлявший чусовлян к месту гуляний, оказался перегружен и пошел ко дну. Погибли два человека. Сразу же вскрылся обычный набор причин: плохое техническое состояние плавсредства, халатность, невыполнение правил техники безопасности. Возбудили дело и все пошло по вполне обычному пути поиска «стрелочника». Им оказался некто Лузин, ремонтировавший незадолго до этого паром. Основанием для ареста стала довольно «мягкая» 109 ст. Уголовного кодекса[280]. Вероятно, на этом бы все и закончилось. Рабочий-ремонтник получил бы небольшой срок, начальство в худшем случае отделалось бы выговорами, но… на дворе стоял 1937-й. Уже через неделю обвинение квалифицировалось по ст. 58-7[281], а «стрелочник» оказался всего лишь звеном в цепи контрреволюционного заговора. Дело стремительно докатилось до Чусовского горсовета. Цепочка: работник горкомхоза Лузин — начальник горкомхоза Щербаков — председатель горсовета А. А. Гудков соединяется следствием ровно за две недели (последний был арестован уже 27 июля)[282]. Всего четыре дня потребовалось кадровику Свердловского облисполкома Дамешеку для составления докладной записки своему начальнику. Подчиненный призывал как можно быстрее разобраться с вопиющим инцидентом в Чусовом и по всей строгости закона привлечь к ответственности виновных. Далее прилагался список городского начальства, состоящий из… 27 человек. В их числе кроме арестованных были заведующий гороно, заведующий горздравотделом, заведующий горзо и т. д.[283] Паника и сопутствующий ей маниакальный психоз в поисках вредителей, естественно, охватывают и Чусовской горсовет. 17 августа начался пленум, посвященный последним событиям. Заметим, что никто из 43 присутствующих не воздержался от искреннего возмущения в адрес арестованных.
13 сентября виновные начальники были осуждены по ст. 58-7 и 58–14 на 6 и 10 лет. Рабочий Лузин был приговорен к расстрелу. Судьба, однако, распорядилась по-другому. Все остались живы и не досидели положенного им срока. Судебно-надзорная коллегия Верховного Суда СССР 25 июня 1938 г. переквалифицировала дела на ст. Ill[284], после этого «расстрельному» Лузину дали три года, остальным — по два[285].
Финал этой истории на первый взгляд кажется необычным. Период с сентября по декабрь 1937 г. был наиболее опасным на территории Прикамья. Осуществляя приказ № 00447, НКВД выбивался из сил в творческой работе по конструированию контрреволюционных дел[286]. Затопление парома должно было стать настоящим подарком, вскрывающим новые связи и агентурную работу вражеского подполья. Это было бы действительно так, если бы дело вели «синие канты». Обвиняемым повезло. Следствие вела прокуратура.
В трагической пьесе 1937–1938 гг. главную роль исполняли органы НКВД. Выполнение приказа № 00447 наделило это ведомство исключительными полномочиями. Несмотря на то, что формально в состав внесудебной тройки входили начальник областного НКВД, первый секретарь обкома и прокурор области, роль последних лиц была скорее формальной. Между тем для понимания механизма террора необходимо рассмотреть террор и со стороны советских структур. Особый интерес представляют те ведомства, которые в силу своей специфики непосредственно примыкали к проведению «кулацкой» операции. К ним следует отнести прокуратуру и отделы найма и увольнения на промышленных предприятиях. Эти инстанции были слабо связаны друг с другом, просто проводимая НКВД операция ставила заводских кадровиков и прокуроров в положение хоть и не основных, но все же участников террора. Так, областной прокурор входил в состав «тройки». Само же ведомство в силу официально закрепленных за ним следственных и надзорных функций было «заклятым другом» НКВД. Отделы найма и увольнения (ОНУ) были созданы в 1934 г. с целью очистки заводов от социально чуждых элементов. Эти структуры имели двойное подчинение. С одной стороны, ОНУ были частью администрации предприятия, с другой — подчинялись НКВД. Кадровик, как правило, был чекистом. В Прикамье самой многочисленной категорией репрессированных во время массовой операции оказались рабочие промышленных предприятий. Резонно в этой связи поставить вопрос о роли заводских кадровиков в осуществлении приказа № 00447.
Прокуратура
Руководство генеральной прокуратуры СССР самым тесным образом сотрудничало с главой НКВД в проведении большой чистки, что было надлежащим образом отмечено комиссией ЦК ВКП(б), принимавшей дела у наркома Н. И. Ежова.
«Считаем необходимым отметить, — утверждалось в последнем абзаце сопроводительного письма к акту приема-сдачи дел в НКВД СССР, — что все указанные выше безобразия, извращения и перегибы (в деле арестов и ведения следствия) проводились с санкции и ведома органов прокуратуры СССР (т.т. Вышинский и Рогинский). В особенности в этом деле усердствовал зам. прокурора СССР Рогинский»[287].
«Выкорчевывать врагов народа» Генеральная прокуратура поручала прокуратурам областным. «По нашим делам санкции на арест давались только облпрокурором, а не окрпрокурором», — докладывал начальник окружного отдела НКВД[288]. Впрочем, в те годы прокуратура не была островком безопасности.
Областное управление НКВД Свердловска, основательно погромившее обком партии, приступило к последовательной чистке всех остальных ведомств. В августе 1937 г. был арестован Густав Иванович Лейман — прокурор области, которого обвинили в том, что он
«…являлся участником террористической и диверсионно-вредительской организации правых, существовавшей в Свердловской области, ставившей целью реставрацию капитализма в стране путем вооруженных восстаний и подрыва экономической и политической мощи Советского Союза».
19 января 1938 г. выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР Г. И. Лейман был приговорен к расстрелу. Реабилитировали его спустя 17 лет «…за отсутствием состава преступления»
