совершивший», и настоял на своем.
Неповиновение, проявленное его людьми, вынудило Че ужесточить меры и создать новую дисциплинарную комиссию. По воспоминаниям Энрике Асеведо, в то время пятнадцатилетнего подростка, который пришел к повстанцам вместе со своим старшим братом Рохелио, нововведение попортило бойцам немало крови. «Это было что-то вроде военной полиции, — рассказывает Асеведо. — Среди всего прочего, в обязанности комиссии входило следить, чтобы никто громко не разговаривал, не пользовался зажигалками после наступления темноты, нужно было проверять, стоят ли у костров бочонки с водой — на случай появления авиации, проверять, как несут службу часовые, не позволять никому вести дневников».
В итоге Че прославился среди повстанцев склонностью к суровой дисциплине, и некоторые даже просили перевести их из его колонны в другую. Юный Асеведо, которому было позволено остаться, несмотря на первоначальный запрет Че («ты что думаешь — у нас тут сиротский приют или ясли?»), всегда опасался команданте. В своем «противозаконном» дневнике он писал: «Все относятся к Че с великим почтением. Он жесткий, сухой и временами язвительный… Когда Че отдает приказ, то сразу видно, какое уважение он внушает людям. Все подчиняются ему мгновенно».
Через несколько дней братья стали свидетелями того, каким скорым бывает суд Че. Энрике Асеведо весьма живо передает этот эпизод в своем дневнике: «На рассвете привели какого-то огромного дядьку в зеленой одежде, с бритой, как у военного, головой и с усами: это оказался Рене Куэрво, мутивший воду в районе Сан-Пабло-де-Яо и Вега-ла-Юа… Че принимает его лежа в своем гамаке. Пленник подает руку, но Че не реагирует. То, что они говорят, до наших ушей не долетает, хотя ясно, что слова там звучат серьезные. Это похоже на суд. Наконец Че отсылает его прочь презрительным движением руки. Куэрво ведут в овраг и расстреливают из винтовки… им приходится сделать в него три выстрела. Че выпрыгивает из гамака и кричит: 'Хватит!'»
Че никогда не жалел о своем решении казнить Куэрво. «Под предлогом борьбы за дело революции… он терроризировал жителей сьерры… Суд над дезертиром был скорым, и физическое его устранение последовало незамедлительно. Расправа с антиобщественными элементами, пользовавшимися тогдашней обстановкой в округе для совершения преступлений, к сожалению, не была редкостью в Сьерра- Маэстре».
Впрочем, несколько недель спустя в ходе очередного непродолжительного боя проявилась и другая сторона личности Че, показавшая, что хотя он и безжалостен к предателям, шпионам и трусам, но уважает врагов, которые достаточно отважны, чтобы лицом к лицу встретить смерть в бою. Близ Пино-дель-Агуа партизаны захватили грузовик, в котором «нашли двух убитых и одного раненого солдата, который, даже умирая, делал такие движения, будто продолжал сражаться. Один из наших бойцов покончил с ним, не дав даже возможности сдаться, чего он, собственно, и не мог сделать, будучи в полубессознательном состоянии. У того бойца, который совершил этот варварский акт, люди Батисты прямо на глазах убили всю семью. Я жестко отчитал его, не зная, что мои слова слышит другой раненый солдат, который прятался под брезентом на лежанке. Приободренный моими речами и изъявлением сожаления со стороны нашего товарища, вражеский солдат обнаружил свое присутствие и попросил нас не убивать его. У него был перелом ноги, он сел на обочину и оставался там, пока продолжалось сражение. Каждый раз, когда мимо пробегал кто-то из наших, солдат кричал: 'Не убивай меня! Не убивай меня! Че говорит, что нельзя убивать пленных!' Когда бой был окончен, мы отвезли его на лесопилку и оказали первую помощь».
В первую неделю сентября началось общенациональное восстание. 5 сентября мятежники захватили военно-морскую базу и здание полиции в городе Сьенфуэгос. Наряду с заговорщиками из среды военных и несколькими представителями других политических групп в этих событиях приняло участие большое количество членов «Движения 26 июля». Однако в самую последнюю минуту от участия в восстании уклонились заговорщики в Гаване и Сантьяго, и мятежникам в Сьенфуэгосе пришлось действовать в одиночку.
После полудня правительство направило на их подавление танки из крупного гарнизона в Санта- Кларе, а также, для воздушной атаки, — американские бомбардировщики «Би-26». Фатальной ошибкой мятежников стало то, что они остались в городе, а не отступили в близлежащие горы Эскамбрай, и в итоге их ждала кровавая расправа. Трем крупным деятелям «Движения 26 июля», участвовавшим в мятеже, — Хавьеру Пасосу, главе гаванского подполья, Хулио Камачо, курировавшему провинцию Лас-Вильяс, и Эмилио Арагоньесу, отвечавшему за работу движения в Сьенфуэгосе, — удалось бежать, но по меньшей мере триста из четырехсот человек, принимавших участие в мятеже, были убиты, многие из них — расстреляны сразу после того, как сдались в плен.
С обвинениями в предательстве на Фиделя обрушился Хусто Каррильо, бывший министр времен Прио и лидер оппозиционной группировки «Монтекристи», связанный с одной из военных клик, замешанных в мятеже. В свое время Каррильо снабжал «Движение 26 июля» деньгами. Он обвинил Фиделя в вероломстве: тот, дескать, прекрасно знал, что мятеж обречен на провал, но ему это было выгодно, поскольку в результате погибли военные фрондеры, которых он рассматривал как своих конкурентов в борьбе за власть. Косвенно отвечая на это обвинение, Че писал: «'Движение 26 июля' <…> едва ли могло повлиять на ход событий… Урок на будущее таков: стратегию диктует тот, в чьих руках сила».
Но события в Сьенфуэгосе ударили и по Батисте. С точки зрения Госдепартамента, тот факт, что он применил поставленное США вооружение для подавления мятежа, был вопиющим нарушением договора с Кубой: танки и бомбардировщики «Би-26» были предоставлены Кубе отнюдь не для подавления внутренних волнений. Американцы потребовали объяснений от военного командования страны и, не получив их, стали рассматривать вопрос о приостановке поставок вооружения кубинскому режиму.
Тем временем в Сьерра-Маэстре Че с Фиделем приближались к своей цели, и 10 сентября обе колонны достигли Пино-дель-Агуа. Фидель позаботился о том, чтобы местные жители узнали, куда он направляется, и донесли об этом правительственным войскам, а потом увел свою колонну в другую сторону. Под покровом ночи Че устроил засады вдоль дорог и троп, по которым, как ожидалось, будут двигаться солдаты противника. При удачном стечении обстоятельств повстанцы рассчитывали захватить несколько грузовиков. Проведя неделю в ожидании, Че и его люди наконец услышали звук приближающихся машин. Враг заглотил наживку.
Когда обнаружилась засада, двум грузовикам с солдатами удалось скрыться, но три оставшихся были захвачены повстанцами. Они подожгли их и добыли ценное оружие и боеприпасы. Также мятежники убили трех солдат и одного взяли в плен — это был капрал, который затем вступил в ряды партизан и стал их поваром. Но, к их огромному сожалению, они потеряли «Крусито», поэта-гуахиро, «соловья Маэстры», который развлекал бойцов своеобразными поэтическими дуэлями с другим доморощенным поэтом, Калисто Моралесом.
Че направил своих людей к Пеладеро, куда уже держала курс колонна Фиделя. По пути он отобрал у одного торговца мула. Этот человек, Хуан Баланса, не проявлял враждебности к повстанцам, однако считался приверженцем режима Батисты. Мула, конечно, можно было пустить на мясо, но он показал себя настолько крепким и проворным, что Че отказался от этих мыслей, ибо тот «доказал свое право на жизнь». В итоге мул стал личным верховым животным Че.
Между тем вождям повстанцев впору было задуматься над тем, как утвердить свою власть над жителями сьерры и установить хотя бы подобие порядка в регионе. Сьерра-Маэстра кишела вооруженными людьми: дезертиры, шайки разбойников и кое-кто из самих повстанцев то и дело совершали преступления, пользуясь отсутствием законной власти. Действия «дисциплинарной комиссии», организованной Че, вызывали недовольство у повстанцев: уж очень рьяно она приступила к выполнению своих задач.
Через пару дней после прибытия в Пеладеро Че отправился на встречу с Фиделем, вставшим лагерем неподалеку. Вскоре после начала их разговора к ним вошел Рамиро Вальдес. Дело было срочное: произошел очень неприятный инцидент. «Лало Сардиньяс, желая наказать товарища за недисциплинированность, приставил к его голове пистолет, будто намереваясь выстрелить, — писал Че впоследствии. — А пистолет взял да и выстрелил на самом деле, так что бедняга был убит на месте».
Прибыв назад в лагерь, Че обнаружил волнения в рядах своих бойцов: они требовали заседания трибунала и расстрела. Че стал допрашивать очевидцев, и некоторые из них заявили, что Лало совершил умышленное убийство, тогда как другие утверждали, что все произошло случайно. Дело должен был решить
