который на себя взвалила. Коммунизм оказался неподъемной ношей – он находился слишком далеко от настоящего. Под очередные передовые проекты, под стройки требовались сверхусилия, а эти стройки не кончались, за одними проектами следовали другие. Материальная база хронически отставала от ожиданий общества. В результате сверхбыстрой урбанизации и тяжелых военных потерь надломилось село. Как сказал В. Распутин, «без деревни мы все осиротели». Пришла усталость. Итог – Перестройка, с ее разменом гигантской страны на колбасу и видеомагнитофоны.
Итак, обе составляющие – индустрия (реальная экономика) и образ будущего (создаваемые идеалы) – критически важны. Без их гармонии невозможно создать динамичную культуру.
Поэтому для прогнозирования желательного развития России применим следующую схему. Необходимо оценить те индустриальные ограничения, которые накладывают условия РФ на разрешение основного (сингулярного) противоречия, и представить, как наиболее гуманно решить это противоречие в российских условиях, к какому образу жизни лучше стремиться.
4. Граничные условия желаемого будущего
Для России принципиально невозможно отказаться от приоритетного развития тяжелой промышленности – гигантская страна требует феерических затрат материалов и энергии, огромных вложений в инфраструктуру. Никакие высокие технологии не позволят импортировать в страну хорошие дороги и миллионы тонн металлоконструкций.
Оборонная промышленность дает прекрасный пример подобного совмещения, однако в ней до сих пор сохраняется тот импульс, который она получила во времена СССР, когда была важнейшей отраслью экономики.
Нанотехнологии – это, по сути, попытка сделать высокотехнологичный лоутек, каким бы оксюмороном не казалось это словосочетание. Привнести открытия последних десятилетий в науки о материалах. Если проект окажется успешным, то качественный уровень российской промышленности резко повысится и, конечно же, этот проект должен осуществляться.
Однако роль подлинного объединителя может сыграть роботизация производств. Высокая степень автоматизации позволит решить кадровую проблему – не столько высвободить людей, сколько прекратить латать «кадровый тришкин кафтан», когда промышленникам приходится гоняться за токарями и фрезеровщиками высокой квалификации. Людей все равно придется возвращать из «маркетинга», но лучше пусть они будут инженерами и программистами.
Кроме того, как уже говорилось выше, с началом гонки за создание ИИ чрезвычайно возрастают риски – проигрыш в ней фатален для государства. А ведь эту гонку надо еще начать!
Ведь чтобы реально сосредоточить большие ресурсы на новом перспективном направлении развития техники, необходима политическая воля. Если весь цикл становления новой отрасли превышает длительность существования бюрократической конструкции, которая обеспечивает финансирование, то проблемы неизбежны. Так СССР «потерял» вычислительную технику с отставкой Н. Хрущева, так раз за разом «горел» талантливый авиаконструктор Р. Бартини, так застопорилось развитие экранопланов и многое другое. Тем более, что государство норовит выделить средства на собственные разработки лишь тогда, когда за границей уже ведутся интенсивные исследования того же рода.
Промежуточный вариант решения проблемы – сократить период «гонки за лидером».
Сейчас, например, Россия может разрабатывать свои стандарты программного обеспечения только в рамках англоязычных норм. С трудом получена возможность регистрировать доменные имена кириллицей. Можно создать свою операционную систему, которая окажется не хуже Windows, но когда она поступит в продажу– гарантированно устареет (потребителем такого товара станут только закрытые государственные организации). Догоняющее развитие имеет смысл, но позволяет достигать результатов лишь в пределах, заданных открытиями и техническими достижениями других стран.
Чтобы выйти из этих пределов, необходимы очень большие усилия. Современный Китай с обманчивой легкостью смог организовать у себя автомобилестроение и скоро создаст современное авиастроение, но это потребовало тридцатилетних успешных экономических реформ, гигантских возможностей государства и «близких к неограниченным» запасов рабочей силы.
Окно возможностей для России открывается с первыми теоретическими изысканиями (когда теория выходит из стадии философских рассуждений) и закрывается при появлении первых серийных изделий (запущены конвейерные линии). Необходимо буквально втискиваться в этот временной промежуток и успевать выходить на рынок с собственными теориями, патентами, изделиями, стандартами.
Деньги – для государства проблема сравнительно легко решаемая. Станки и оборудование можно купить или доработать. Людей подготовить сложнее, но, при относительно высоком уровне образования в России, собрать команду для прорыва тоже возможно. Наибольшие сложности возникают с замыканием цепи – от лаборатории до прилавка, а от него снова к лаборатории. Внедрение изобретений остается гнетущей проблемой.
Вероятно, подобная система по «наверстыванию и опережению» может быть представлена как сочетание нескольких крупных предприятий, которые осуществляют утвержденные государством программы, и набора относительно небольших команд исследователей, которые будут работать по всем возможным секторам развития технологий, на всех ориентировочно прорывных точках. Суть в том, что при осуществлении некоего разработанного плана по развитию науки всегда могут найтись люди, заинтересованные в продвижении принципиальных инноваций, во внесении в этот план дополнительных пунктов. И тут следует не пропустить момент, когда надо вкладывать большие средства. На всем громадном проблемном поле создания российского будущего он будет главной точкой выбора.
В СССР примером подобного перехода может быть судьба реактивных двигателей и ракетостроения. Первоначально ГИРД – это кучка энтузиастов, без денег, без ресурсов, без доступа к разведывательным материалам. В 30-е годы успехи подобных групп, которые получали ограниченное финансирование, позволили создать реактивные снаряды. После войны были созданы серьезные организации, которые осуществили большие проекты. Многое взяли со стороны, позаимствовали, но нужна была база, песчинка, на которой росла жемчужина ракетостроения.
Для новых проектов очень опасно бюрократическое завышение требований. Да еще и при острой нехватке времени – возникает острейшая, ничем не сдерживаемая конкуренция между КБ, институтами и академиями. Научные организации начинают вырывать друг у друга финансирование, как жадные кукушата, вдруг вылупившиеся в общем гнезде. Или процент откатов вырастает настолько, что разработка уничтожается на корню.
Никуда не исчезает основное противоречие между созданием искусственного интеллекта и оцифровкой человеческого сознания. Следовательно, важнейшим вопросом технологического развития ближайших десятилетий в России станет начало гонки за преображением.
Чтобы государство смогло пройти период возможной нестабильности, необходимо иметь доступ к набору технологий, причем получить его именно в «окне» от первых теоретических разработок до промышленного применения. Это технология производства носителей для ИИ, создания и управления ИИ, технология «оцифровки сознания» и развития оцифрованного сознания без утраты личности.
Так какой же образ будущего можно строить на основании подобного технического трамплина?
Если период сингулярности будет пройден хоть сколько-ни-будь успешно, перед обществом откроются перспективы, о которых раньше не очень задумывались. Ведь, по сути, возникнет внешнее управление человечеством. Вероятно, можно рассчитывать на подавление традиционной преступности. Скорость развития медицины будет выше скорости старения организма – это весьма близко к бессмертию. Уже эти два качества будущего задают цель, к которой можно стремиться. Однако как только человек получит увеличение срока жизни и хотя бы относительную защиту от ножа под ребро, потребуется дать ему цели в жизни. А какие они могут быть в постсингулярном обществе?
Самыми очевидными выступают две из них.
Во-первых,
