Я имею ввиду доктора юриспруденции Даниэля Пауля Шребера, некогда Сенатспрезидента в Дрездене (Сенатспрезидентом в Оберландесгерихьте является Главный Судья Отделения Апелляционного Суда) , автора “Мемуаров душевнобольного”, которые были опубликованы в 1903 году, и, если верить моим источникам, вызвали интерес многих психиатров. Возможно, доктор Шребер и ныне здравствует и даже настолько разуверился в фантазийной системе, в которую он верил в 1903 году, что эта интерпретация его книги может причинить ему боль (Шребер умер 14 апреля 1911 г.. спустя несколько месяцев после того, как Фрейд описал историю его болезни ) .

Тем не менее, так как он всё ещё сохраняет свойственные ему прежде черты, я могу положиться на те доводы, которыми он сам, “человек высоких умственных способностей и равно наделённый необыкновенными остротой ума и наблюдательностью” (Этот автопортрет, безусловно, вполне правдивый, находится на стр. 35 его Мемуаров) , отклонил попытки помешать ему опубликовать мемуары: “Я позволял себе”, пишет он, “закрывать глаза на сложности, которые непременно возникнут на пути к публикации и, в особенности, на сложности, связанные с соблюдением надлежащей деликатности по отношению к чувствам некоторых ныне здравствующих лиц. Но с другой стороны, я придерживаюсь того мнения, что было бы в равной степени в интересах науки и соблюдения религиозных норм, если бы ещё при моей жизни специалисты получили возможность обследовать моё тело и расспросить о некоторых личных подробностях. Перед этими соображениями все чувства личного характера должны отступить” (Предисловие) . В другом абзаце он заявляет, что решил не изменить намерению напечатать книгу, даже если это грозит ему иском от его врача, тайного советника доктора Флехьсига из Лейпцига (Пауль Эмиль Флехьсиг (1847-1929), Профессор Психиатрии в Лейпциге с 1877 по 1921, знаменитый своей работой в области нейроанатомии) . Таким образом, доктор Флехьсиг выступал для него тогда в той же роли, в какой он сам теперь выступает для меня. “Надеюсь”, говорит он, “что даже если у профессора Флехьсига могут возникнуть какие-то личные обиды, они будут перевешены научным интересом к моим мемуарам.” (446) (Заметка о системе постраничных ссылок, принятой в переводе этой статьи, можно найти в конце статьи редактора)

Хотя все пассажи из мемуаров, на которых базируется моя интерпретация, будут приведены дословно на нижеследующих страницах, смею просить моих читателей самостоятельно ознакомиться с этой книгой, прочитав её, по крайней мере, раз перед прочтением моей интерпретации.

I. ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ.

“Я дважды пережил нервное расстройство,” пишет д-р Шребер, “и каждый раз оно было результатом умственного перенапряжения”. В первый раз это произошло из-за того, что я баллотировался кандидатом на выборах в Рейхстаг, будучи ландсгерихьтдиректором (Главный Судья в нижнем Суде) в Шемнице, а во второй раз из-за чрезмерной нагрузки, легшей на мои плечи, когда я выступил в роли сенатспрезидента в Оберландсгерихьт Дрездена.”

Первая болезнь доктора Шребера началась осенью 1884 г., и к концу 1885 г. он полностью выздоровел. В этот период он провёл шесть месяцев в клинике Флехьсига, и тот в официальном отчёте, составленном некоторое время спустя, описал данное расстройство как приступ острой ипохондрии. Д-р Шребер уверяет нас, что в ходе болезни не было никаких “инцидентов, граничащих со сферой сверхъестественного”. (35)

Ни сам пациент. ни отчёты врачей, которые приведены в конце его книги, (Приложения к книге Шребера, объёмом примерно в 140 страниц, содержат три официальных медицинских рапорта доктора Вебера (от декабря 1899, ноября 1900 и апреля 1902), Описание Болезни, сделанное самим Шребером (от июля 1901) и постановление суда от июля 1902г.) не дают нам достаточной информации о его предыдущей биографии и личностных особенностях. Я даже не могу установить точный возраст пациента в момент его болезни, (Ему было 42 года в момент его первой болезни и, как сам Фрейд рассказывает нам, 51 год во время второй болезни) хотя высокий судейский пост, полученный им перед вторым заболеванием, устанавливает определённую нижнюю границу. Мы знаем, что д-р Шребер был женат задолго до приступа “ипохондрии”. “Благодарность моей жены,” пишет он, “была, возможно, даже более искренней, т.к. она боготворила профессора Флехьсига как человека, который вернул ей мужа, и поэтому его фотография годами стояла на её письменном столе”. (36) И здесь же: “Выздоровев после первой болезни, я провёл восемь лет со своей женой-- годы, в целом, исполненные огромного счастья, богатые официальными почестями, и лишь время от времени омрачённые неудачами наших поыток завести детей”.

В июне 1893 г. его уведомили о грядущем назначении на пост президента сената, и 1 октября того же года он вступил в должность. Между этими двумя событиями (И поэтому до того, как на него могло повлиять переутомление на новом посту, в котором он сам видит причину своей болезни) ему случалось видеть сны, важность которых он начал понимать лишь много позже. Два или три раза ему снилось, что его прежнее нервное расстройство вернулось, и это открытие во сне угнетало его столь же глубоко, сколь радовало после пробуждения сознание, что это был всего лишь сон. Однажды, очень рано утром, находясь на грани между сном и явью, он поймал себя на мысли, что, “должно быть, очень приятно быть женщиной, отдающейся в акте копуляции”. (36) Это была одна из тех мыслей, которые бы он с величайшим негодованием отверг, находясь в полном сознании.

Вторая болезнь началась в конце октября 1893 г. мучительным приступом бессонницы. Это заставило его вернуться в клинику Флехьсига, где, однако же, его состояние резко ухудшилось. Дальнейший ход болезни описан в отчёте, который в то время составлял (в 1899) директор Зонненштайнской лечебницы: “В начале его пребывания там (В клинике профессора Флехьсига в Лейпциге) он вновь выражал ипохондрические идеи, жаловался, что у него размягчение мозга, что он скоро умрёт и т.д. Но мысли о преследовании уже тогда стали встречаться в его клинической картине, базируясь на сенсорных иллюзиях, которые, однако, вначале появлялись лишь спорадически; в то же время можно было наблюдать высокую степень гиперэстезии -- большую чувствительность к свету и шуму. Позднее зрительные и слуховые иллюзии становились более частыми, и, в сочетании с дисморфоманическими расстройствами, стали доминировать над всеми его мыслями и чувствами. Он считал, что уже умер и разлагается, что у него чума; он утверждал, что с его телом происходят всевозможные отвратительные процессы; как он утверждает и по сей день, он прошёл через самые чудовищные ужасы, которые только можно вообразить -- и всё во имя святой цели. Пациент был настолько погружён в эти патологические переживания, что оказывался недоступен для каких-либо других впечатлений, и он часами мог сидеть абсолютно прямо и неподвижно (галлюцинаторный ступор). С другой стороны, всё это мучило его настолько, что он жаждал смерти. Он несколько раз пытался утопиться в ванне, и просил дать ему “предназначенный для него цианид”. Его бредовые мысли постепенно приобрели мистико-религиозный характер; он напрямую общался с Богом, был игрушкой дьяволов, видел “чудесные явления” и слышал “священную музыку”, и в конце концов даже поверил, что живёт в мире ином”. (380)

Можно добавить, что было несколько человек, которые, по его мнению, преследовали его и причиняли ему боль, и которых он отчаянно проклинал. Главный преследователь был его предыдущий врач, Флехьсиг, которого он называл “убийцей душ”; он часто снова и снова кричал: “ Маленький Флехьсиг!”, делая сильное ударение на первом слове (383). Его перевели из Лейпцига и спустя некоторое время, проведённое в другой клинике (Частная клиника доктора Пирсона в Линденхофе) , он прибыл, в июне 1894 г. в Зонненштайнскую лечебницу, близ Пирны, где и оставался, пока его болезнь не приобрела свою заключительную форму. В ходе нескольких лет его клиническая картина изменилась, причём характер изменения лучше всего описал доктор Вебер, директор лечебницы: (см. в его отчёте от июля, 1899)

“Мне нет необходимости далее вникать в детали развития болезни. Я должен, однако, обратить внимание читателя на то, каким образом, с ходом времени, изначально достаточно острый психоз, непосредственно охвативший всю мыслительную деятельность пациента и заслуживающий отнесения к “галлюциногенным помешательствам”, постепенно переходил (можно сказать выкристаллизовывался) во всё более и более ясную клиническую картину паранойи, которую можно наблюдать и сегодня.” (385) Факты свидетельствовали, что, с одной стороны, у него выработалась сложная иллюзорная структура, интересоваться которой у нас есть веские причины, в то время как , с другой стороны, его личность была

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату