знаешь, хорошо знаешь, что ощутишь кончиками пальцев лишь холодную поверхность экрана.
Это было какое-то фантастическое свидание.
— Я люблю тебя, Геда! — неожиданно для самого себя произнес Камарели.
— Я люблю… тебя!.. — донеслось до него из эфира три самых великих слова, какие только создал человек. Внутренним взором увидел он бездну, разделяющую две планеты, но простор этот уже не поражал его, как обычно, — три слова вечной молодости, одинаково прекрасные на всех языках, одинаково сильные в устах юноши и в устах зрелого мужа, победили вечное безмолвие.
Глава восьмая
ГЕДА НУАВЭ
СД-17-9
Сегодня я снова встретился с ней. Потом читал очень древнюю книгу. Удивительно, как велика разница между старым и новым, и в то же время, как сохранились в нас некоторые черты старого.
Подожду еще. Где-то, пока неясно, мерцает свет…
Да, я подожду еще. Время даст мне ответ.
17–11
Встреча была как будто бы обычной, но наша беседа приобрела новый оттенок.
— Ты заметил, как прекрасна сегодня Обра? — спросила она меня, и радость звучала в ее голосе.
— Да, Обра приближается к нам.
— А я еще не совсем к этому готова.
— Чего же тебе не хватает? Ведь твой рефрактор действует отлично!
— Да, но я жду твоей помощи.
— Моей помощи? — удивился я.
— Твоей помощи. Сколько раз ты был на Эдоне?
— Трудно и сосчитать!
— А на Гуанэ?[19]
— Тоже много раз.
— И каждый раз ты убеждался, что воздуха там нет?!
— К сожалению…
— Наоборот, к счастью.
— Я не понимаю тебя.
— Воздух мешает работе рефрактора.
Да, она была права: чем ближе небесное тело к телескопу, тем больше сказывается на нем отрицательное воздействие атмосферы. Если же удастся поместить телескоп на звезду, лишенную атмосферы, то изучать приближающуюся Обру будет намного легче.
— Да, ты права, — ответил я. — Но как ты собираешься оборудовать обсерваторию на безвоздушном небесном теле? Ведь с телескопом должен быть живой человек?
— С телескопом будем мы, — решительно произнесла она. — Конечно, если ты на это согласишься.
— Неужели и мои два глаза понадобились Нуавэ?[20]
— Одиннадцать больше девяти, — улыбнулась она.
— Но как ты все-таки оборудуешь станцию на Гуане?
— Станцию мы соберем здесь, а потом уже перенесем на Гуану.
— Почему же на Гуану, а не на Эдон?
— Эдон, правда, ближе, но чрезмерно большая скорость его движения затруднит работу телескопа. Ведь Эдон в сутки совершает три оборота вокруг нашей планеты, а Гуана движется сравнительно медленно: период ее обращения равен тридцати часам.
— Так как же ты думаешь сооружать эту станцию? — повторил я свой вопрос.
— О, я уже давно обдумала один план, только вот не знаю, одобришь ли ты его.
— А ну-ка, расскажи!
— Боюсь, ты мне откажешь…
Геда смотрела на меня с мольбой, и я уже знал, что не в силах буду ей отказать, что бы она ни попросила.
— Я готов исполнить любую твою просьбу, если только это в моих силах.
— Станция должна быть сооружена на твоем рауните.[21]
Я не стал долго раздумывать. План Нуавэ был прост и в то же время очень рационален.
— Согласен, — коротко ответил я. Она просияла. — С завтрашнего дня приступаю к необходимым приготовлениям.
Геда ушла счастливая, радостная.
И у меня было светло на душе оттого, что я смог ее порадовать.
17–25
Раунит превратился в маленькую обсерваторию. Нуавэ уверена, что первая движущаяся обсерватория откроет новый этап в изучении Вселенной. Я согласен с ней и очень рад, что победа будет связана с моим раунитом.
17–31
Завтра мы вылетаем.
Вчера вечером Нуавэ сфотографировала Обру. Она уверяет, что обнаружила новые линии и точки, которых не было на прежних снимках.
Я продолжаю отстаивать свое мнение.
На Гуане многое может выясниться, но я убежден, что чересчур оптимистические надежды Нуавэ во многом не оправдаются.
17–32
Период обращения Гуаны равен тридцати часам и восемнадцати минутам, а Эдона — семи часам и
