— Вот и очень хорошо. Итак, вам предлагается жить вашей обычной жизнью, встречаться с различными людьми, быть участником различных мероприятий и излагать мысли и переживания, которые будут вас посещать в результате этих встреч и событий. Вам предлагается смело высказываться на любые волнующие вас темы. Вам разрешается говорить на людях все, что вы о них думаете, прямо в лицо, без утайки. Словом, вам вменяется в обязанность делать все, что заблагорассудится, причем ваша личная безопасность будет гарантироваться условиями договора, который мы с вами заключим в случае обоюдного согласия.
— Все, что я захочу?
— Именно так. Вы будете посещать официальные приемы, бывать дома у знаменитых людей, посещать митинги, забастовки, суды, церкви, редакции газет и журналов, военные объекты, побеседуете с лидерами политических группировок, религиозных течений, кумирами молодежной моды, идолами толпы. Потребуется много энергии, пластики воображения, игры ума, так каковы посетите те точки страны, в которых бьет пульс максимальной активности, вершится большая политика, формируется общественное мнение, решаются судьбы Отечества. Ваши реакции должны быть правдивы и естественны, вам нельзя будет сдерживать себя. Полная свобода волеизъявлений, мотивацию которых нужно будет затем лишь изложить в письменной форме и отчасти устно кураторам, в чьи обязанности вменена ваша охрана. Как видите,
§ 15
риска никакого и, кроме того, предоставляется исключительная возможность получить массу впечатлений, которые вы никогда не получили бы, даже если прожили бы сто заурядных жизней разом. И прибавьте сюда полную вседозволенность в словах и поступках. В условиях роста демократии люди могут лишь мечтать о том, что вы будете иметь…
Я не тороплю с ответом, вы можете поразмыслить и внимательнее изучить текст контракта.
— С текстом я, разумеется, ознакомлюсь, и весьма внимательно, но могу сказать сразу же. Я согласен, — ответил я, искря глазами на флибустьерский манер (…) Дон-Кихот, я начну чистить латы сегодня же. Жизнь не смогла бы изобрести большего искушения для моего Неверующего наполнения (…) Я осмотрел текст как документ, с которым не стыдно направиться в рай, и пробел все три экземпляра договора размашистой остроконечной подписью. Теперь я идеологический смерд, которого пошлют в бой впереди всех частей войска, дабы своими костями и мясом притупить вражьи мечи, утомить мускулы, остудить пыл атаки. Опереточная стремительность и опустошительная простота не родили во мне сомнения в том, что под портретом Томаса Мора может быть учинено казенное бесчинство над верноподданным Фомой, а все бессознательные инстинкты сплелись в толстенный жгут и вытянули меня в…
…психологические натурщики.
«Придай совершенство тому, что хочешь уничтожить. Попробуем с тем, чтобы достигнуть нужной нам цели, преследовать противоположную цель и достигнуть ее. Попробуем для того, чтобы избежать какого- либо результата, поставить себе его в виде цели».
«Свобода лучше сохраняется, когда одни имеют больше свобод, и более равны». Джордж Оруэлл.
«Кто считает, что он должен что-либо предмету своей любви, тот религиозен или романтик».
«Всякое подчинение — религиозно».
«Можно любить то, что разрушаешь, можно продолжать прошлое, отрицая его, можно уважать своего учителя, опровергая его учение».
Я сдавлю до боли всю свою плоть и выдавлю из Неверующей крови сыворотку против…
…вселенского идолоблудия.
Меняются времена и нравы, вместе с ними меняются и критерии их оценки. Столетиями непререкаемым каноном высшего героизма считалось восхождение на костер за идею. Нынешний идеал не менее возвышен и романтичен, ибо теперь, как и прежде, нужно быть неистовым смельчаком, чтобы… удержаться и не взойти на этот костер, так как несть числа ни кострам, ни идеям. Плюньте в костер, плюньте в идею. Идите дальше и живите, в свое удовольствие, и несметная слава о вашем отважном поступке спеленает весь этот завистливый мир.
Идол жив до тех пор, пока вы служите ему, пока вы горите за него. Не замечайте его, отриньте его бесноватые домогания, и он перестанет терзать вашу душу.
Идол — это хребет совести, а единственное назначение совести — угрызаться.
Избавление себя и окружающих от страданий — высшая цель любого здравого рассудка.
Выхожу за двери «пансиона благонравных идей» и фокусирую на себе смыслообразующую паузу. Я подобен человеку, во славу науки позволившему заразить себя неизведанной хворью и радостно отчитывающемуся о первых ее симптомах перед шеренгой задумчивых эскулапов.
Вновь буду бороться с обысками, учиненными мне хрипящим воздухом при выходе из здания. А Эдуард Борисович, едва не порвав штанину о ручку впопыхах не закрытого ящика стола, почти побежит в здание министерства, чтобы доложить Григорию Владимировичу о выполнении необычного задания. А тот, в свою очередь, третий или четвертый раз за все время работы в министерстве барственным жестом разрешит ему курить у себя в кабинете в знак одобрения. И они будут размеренно судачить, гоняя под лепными сводами табачный дым, номера циркуляров и очередные таможенные меры против месопотамской внешней экономической политики. Атлетически сложенный заместитель министра будет живописно разбирать пальцами сквозь легкую пиджачную ткань мускулы на своем теле, старательно обозначая их и отделяя один от другого. А его референт с сокрушенно завистливым видом будет вбирать брюшко, мять несвежий носовой платок, болтать ногами и вообще выделывать всякие ненужные некрасивые движения. А я в это время буду слоняться между цветовыми, вычурностями рекламы и безбровыми и безгубыми лицами невеселых людей, замахиваясь на пегих флегматичных голубей подписанными экземплярами договора. Мы будем предаваться своим настроениям, каждый на свой манер, бесхитростно и самозабвенно жонглировать идеями и идейками, нахохливаться от выдуманной озабоченности и…
Совершенно неожиданно меня качнуло изнутри и, оступившись, я угодил каблуком прямо в нищенский головной убор, набитый до краев карманной мелочью. Отделавшись извинениями и медяками, уже пролившимися через край шляпы, я инстинктивно двинулся за…
…женщиной, что легкими чарами своего вторжения совершенно вывела меня из состояния полуфилософского отупения. Обходя по сложному тангенциальному маршруту подолы, дипломаты и натянутые в пустоту собачьи поводки, я устремился за стройной темно-русоволосой особой, ибо нечто совершенно необычное уловил в ее лице. Оно буквально взломало меня. Самым фантастическим образом ворвавшись за оформляемую витрину и едва не уронив все манекены, я обрел, в результате, нордическое
