Спустился по каменным ступенькам лестницы, вошел в воду и прощально оглянулся на высокие каменные стены. Нет, он совсем не презирал монастырь. Здесь учили его взрывать английские, советские, американские корабли, мосты, подводные лодки, нефтепроводы, мачты высоковольтных передач, плотины, шлюзы. А он обернет эту злую науку против гитлеровцев.
Чезаре Браттолини ждал его там же, где вчера встретил. И не один. С ним был широколицый темноволосый человек в непромокаемой рыбачьей куртке. Незнакомец хорошо говорил по-итальянски, но назвался Иваном. Засмеялся и добавил по-русски:
— Теперь всех русских называют Иванами. Где только не сражается наш брат! В Италии, на греческих островах, во Франции, на Балканах, в Татрах, на Висле!.. Значит, вы с Дуная?
— Допустим… — Черепанов лукаво взглянул на старого рыбака и, не выдержав, рассмеялся. — Здравствуйте, товарищ! Вот так обрадовали. Вот так подарок! — Мокрой и скользкой, обтянутой резиной рукой он схватил руку Ивана. — Верно, брат, где только мы не встречаемся! Где буря, там и мы. Здорово, друг!
— Здравствуй, Дунай Иванович. Кажется, так тебя величают. И я радовался, когда узнал, в какую ты шкуру залез. Значит, царевич-лягушка добрую работу ищет?
— Да, ищу.
— Что ж, мы предоставим.
— Кто это «мы»? — улыбнулся Черепанов.
— Партизаны Венеции.
— И рад бы, но… меня ждет работа дома, на Черном море, на Дунае.
— Опасно туда добираться. Патрули, облавы, гестапо, квестура!.. Зачем рисковать? Здешние гитлеровцы тоже наши заклятые враги. Ну?
Черепанов молчал, раздумывал, вглядывался в Ивана.
— А вы кто? Как попали сюда?
— Офицер советской армии. Коммунист. Был в плену. Бежал в итальянские Альпы. Создал партизанский отряд. Считаю себя в этих широтах представителем советского командования и партии большевиков.
Все сразу прояснилось. У Черепанова не было больше вопросов. Он сказал:
— Слушаю вас, товарищ.
— Не покидай монастырь. Ты нам нужен здесь.
— Что я должен делать?
— Нуждаемся в оружии. Венецианский арсенал для нас игольное ушко, а для тебя — пролив. По ночам ты должен проникать в арсенал и снабжать нас взрывчаткой, гранатами, ручными пулеметами.
— Сделаю.
— Добычу будет принимать Чезаре Браттолини.
— Выходит, вы были уверены, что я останусь?
— А как же! По рассказам Чезаре я понял, что ты парень стоящий.
Капитон Черепанов остался в соединении «К». Незадолго до падения Берлина вернулся на родину…
Шатров и Гойда приехали на заставу. Капитона Черепанова на месте не оказалось. Укатил в устье Дуная. Каждый год он проводит отпуск на острове Лебяжьем: рыбачит в протоках и озерах, охотится в плавнях, ходит на моторной шаланде на взморье.
— Что ж, поедем на Лебяжий, — сказал Шатров.
НА ЛЕБЯЖЬЕМ И ТОПОЛИНОМ ОСТРОВАХ
В штабе Шатрову и Гойде предоставили специальный катер «Измаил». Неказистый с виду, с небольшой осадкой, замаскированный под обычную шаланду, он имел мощный мотор, радио, прожектор. В бортовом кармане лежало снаряжение подводного бойца и запасные баллоны с кислородом.
Ночью двинулись вниз, в гирло Дуная, к острову Лебяжьему.
За штурвал «Измаила» сел Смолярчук. На нем был старенький бушлат, измятая кепка и черная сатиновая рубаха.
Шатров и Гойда тоже были в штатском.
Шли быстро, под ясным, полным звезд небом. Сидели на корме. Курили. Вглядывались в темные берега. Попутный ветер срывал с Дуная холодную водяную пыль. Высоко-высоко, у чистых звезд, курлыкали журавли, прилетевшие на зимовку.
Гойда бросил недокуренную сигарету, взглянул на Шатрова, погруженного в какие-то думы.
— Можно задать вам деликатный вопрос?
— Если только очень деликатный!
— Вы давно знакомы с ним… с Дунаем Ивановичем?
— Давненько.
— С тех пор?
— С каких?
— С тех пор, как вы оба были Иванами?
— Раньше, и намного.
Гойда улыбнулся.
— Я так и думал.
«Измаил» сбавил ход, попутный ветер уже не помогал ему. Он дул теперь сбоку, со стороны плавней, и был сырой, холодный, почти осенний. Дунай стал бугристым. Из прибрежных кустарников, мелководных протоков и камышовых зарослей выползал густой вязкий туман. Скрылось под набежавшими тучами и звездное небо.
— Ну и благодатный дунайский сентябрь!.. — Шатров накинул на плечи пропахшую рыбой телогрейку. — Далеко до Лебяжьего?
— Не заждетесь, — откликнулся Смолярчук.
На самом малом, почти ощупью, держась средины фарватера, пробивались вниз.
Лебяжий внезапно выступил из седой мглы и преградил дорогу — черный, окольцованный крутой, травянистой дамбой, защищающей остров от весеннего половодья. По ее гребню тянулась двойная шеренга молодых осокорей.
«Измаил» пришвартовался у крохотной бревенчатой пристани.
Смолярчук заглушил мотор, поднялся из-за штурвала.
— Вот мы и на родине Дуная Ивановича! Не ждет он гостей в такой ранний час.
Туман таял, уползая в плавни, в глухие дебри камышей. Ветер могучим своим крылом расчищал небо. Оно уже было светло-зеленым, чуть опаленным на востоке.
Ночная темнота отступала за дамбу, за крытые камышом хаты, за сад.
По зеленой росистой дамбе неторопливо шагала высокая плотная женщина лет сорока. Светлые, густые, с чуть рыжеватым отливом волосы гладко зачесаны.
— Доброе утро, Мавра Кузьминична! — Смолярчук помахал кепкой.
Подойдя к причалу, она с достоинством кивнула головой. Не удивилась, что незнакомые люди называют ее по имени и отчеству.
На ней темно-синее, в алую искру, с белым воротничком платье. Руки, сильные, смуглые, как и лицо, открыты до локтей.
Пытливо, серыми-серыми, как сталь на свежем изломе, очами смотрела на приехавших и не тяготилась молчанием.
— В гости к вам прибыли, — сказал Смолярчук.
— Что ж, гостям мы всегда рады. Вы откуда?
— Рыболовы и охотники. Друзья-приятели Капитона Черепанова. Да и вам земляки.
