Карпат, чтобы образовать Венгерские ворота и вырваться на раздольную степную равнину.
После Будапешта Дунай резко ослабляет напор своих вод, уменьшает скорость, как бы застывает. Русло его с непостоянным песчаным дном прихотливо извивается, разветвляется на множество мелководных рукавов. Берега низкие, прикрытые дамбами. Много пойменных террас, стариц.
Параллельно друг другу, разделенные стокилометровой полосой равнины Альфельд, текут Дунай и Тисса. На венгерской земле они не встречаются. Уходят на юг, за границу, на территорию Югославии, где и сливаются севернее Белграда.
Полноводный, могучий, вобравший в себя десятки горных и равнинных рек пяти стран, Дунай подходит еще к одной столице — Белграду.
Километров через двести после Белграда Дунай, Дуна по-румынски, врывается в Железные ворота, прорубленные между Карпатами и Балканами. Со скоростью четыре метра в секунду, вскипая на скалистых порогах, высоко выступающих над каменным дном, несет Дунай семидесятиметровую толщу своих вод среди высоких берегов Румынии и Югославии, мимо скал, у подножия которых вырублена еще римлянами, во времена их военных походов, Тропа Трояна, которую моряки называют Катарактами.
За Железными воротами Дунай делает огромную, более чем стокилометровую петлю — «Рондо».
По зеленой, местами заболоченной и озерной низменности Южной Румынии и Северной Болгарки Дунай течет на восток. У города Силистра, где кончается болгарская земля, когда до черноморского берега остается немногим больше ста километров, Дунай круто поворачивает на север.
За Браилой и Галацом, приняв карпатские реки Серет и Прут, Дунай подходит к границам Советского Союза, последнего государства на своем пути. Здесь же, при слиянии с Прутом, он прекращает движение на север. Великая река круто и легко, как ручеек, поворачивает вправо, на восток, потом на юго-восток, к Черному морю.
Первый советский город, которого Дунай касается своим левым крылом, — Рени.
Здесь Дунай полноводен, глубок, стремителен, своеволен, на каждом повороте угрожает выплеснуться на равнину. Не доходя до румынского города Тульча, разветвляется на два самостоятельных судоходных рукава: одно гирло ведет к Тульче и дальше, к морскому каналу, к Сулинскому порту, другое — на север, к некогда могущественной дунайской крепости — Измаилу.
И даже тут, потерявший почти половину своей мощи, Дунай величествен: глубок и широк. Колесные суда каботажного плавания, самоходные баржи и морские корабли всех стран мира пашут его воды.
Миновав две Килии, правобережную и левобережную, румынскую и советскую, Дунай подходит к последнему на своем пути городу, к русской Венеции. Дальше он распадается на многочисленные рукава, протоки, питает своими водами пойменные озера, болотистые низины, лиманы.
В Черное море он вливается очень скромно, через узкие горловины. Не во всякое время года здесь пройдет даже неглубокой осадки каботажный пароход, направляющийся из Одессы в Измаил.
На плоском пустынном берегу Черного моря, напротив Змеиного острова, заканчивает Дунай свое почти трехтысячекилометровое течение…
Федор Щербак сосредоточенно смотрит на реку. Разбух, помутнел, отяжелел от ила Дунай. Сильные дожди, значит, прошли там, в среднем течении, на Большой Венгерской равнине и ниже Железных ворот. И бури свирепствовали. Что-то где-то затоплено, разрушено. Откуда-то с верховьев большая вода приносит то остатки камышовой крыши, то погибшие деревья, то корневище, то какой-нибудь предмет домашнего обихода.
Диво это дивное — Дунай, думает Федор Щербак. Такая масса воды течет рядом, в двух шагах от него, а не слышно ее. Струя струю глушит. В любое время года Дунай тихий.
— Смотри, смотри! — шепчет Сухобоков и кивает на Дунай. — Видишь?… Плывет кто-то.
Щербак, прищурясь, хладнокровно откликнулся:
— По-моему, это обыкновенная коряга.
— Похоже. Да, она!
Затихли пограничники. Где-то за островами, за Ямой-заповедником, кишащим красной рыбой, за ближними островами затрубил теплоход.
И долго над Дунаем разносилось его эхо.
Ветки кустарника, в котором лежали пограничники, уронили росу.
Прошел, слепя огнями, какой-то корабль. В его мимолетном свете ясно выступила из темноты хата бакенщика, обложенная уже по-зимнему высокими снопами камыша.
Резче запахло пресной сыростью. Похолодало.
На болоте всплакнула выпь.
Первые космы тумана просачивались сквозь густую гребенку Пожарских плавней.
Щербак бесшумно перевернулся, переложил автомат с руки на руку, облизал пересохшие зябнущие губы.
— Эх, курнуть бы!
— В чем же дело? Дыми в рукав.
— Ты что, очумел? Как можно?
— А кто увидит? Начальство далеко. И телевизора оно не имеет.
— Я сам себе начальство.
— Ну, раз такое дело, терпи и не жалуйся.
— Тсс!.. Видишь? — шепотом, более тихим, чем обычно, спросил Щербак.
— Что?
— Смотри, смотри!..
На дунайской воде, высветленной заездами и близким рассветом, что-то темнело.
— Опять коряга, — сказал Сухобоков.
— Нет, это не коряга. Что-то круглое. Похоже на арбуз или тыкву. Голова!.. — Щербак схватил руку товарища, крепко сжал. — Человек плывет.
— Верно, человек! Ах, сволочуга!.. Сообщи на заставу, а я — в лодку и отрежу его от того берега.
— Не трогай лодку! — приказал Щербак. — Не своди с нарушителя глаз.
Щербак соединился с заставой. Ответил не дежурный, как ожидал Щербак, а сам Смолярчук. Видно, ждал этого сигнала. Щербак срывающимся от волнения хриплым шепотом доложил:
— Человек, товарищ старший лейтенант!..
— Спокойнее! — откликнулся Смолярчук. — Где человек? Какой? Откуда?
— На Дунае. Плывет. В подводной маске. В комбинезоне.
— Все понял. — Голос начальника заставы был необыкновенно сдержанным. — А сейчас вы его видите?
— Пока вижу.
— Что вам видно? Ну!..
— По самой середке плывет. Правее фарватера, ближе к сопредельной стороне, — склонившись к земле, негромко докладывал Щербак. — Поравнялся с островом Тополиный… Замедлил движение…
— Неподалеку от острова бакенщика?
— Нет, совсем с другой, там, где болото и камыш.
Тишина. Только стук двух сердец.
— Почему молчите? — доносится с другого конца провода.
— Наблюдаю.
— Ну?… Докладывайте, что видите.
— Дальше плывет.
— Куда именно?
— Мимо острова. Вниз по Дунаю.
— Не может быть, повторите!
— Плывет мимо Тополиного. Скрывается… Что прикажете делать, товарищ старший лейтенант?
Долгое молчание, потом — приказ:
— Пусть плывет. А вы… следуйте за ним по берегу, продолжайте наблюдение. Да не вспугните.
