куда-нибудь на край света.
— Так вот его и арестуешь! Двумя гвардейскими полками командуют его близкие родные: Конным полком — его старший сын Петр, а Измайловским — родной брат Густав Бирон.
— Поговорить бы принцессе насчет этого с фельдмаршалом Минихом…
— А тот ее, ты думаешь, не выдаст?
— Помилуйте! А уж войска за него в огонь и в воду. Кто вел их в туретчину? Миних. Кто день и ночь пекся о том, чтобы им жилось тепло и сытно? Миних. Родом он хоть и из немцев, но душа у него, как вот у вас, русская.
Слова товарища детства произвели на молодую девушку глубокое впечатление.
— Да кто надоумит принцессу?.. — проговорила она в раздумье. — Она слушает только фрейлину Юлиану.
— Так потолкуйте с фрейлиной.
— Нет, та меня и слушать не станет.
— В таком случае ничего не остается, жак попытаться вам самим. Не откладывайте только в долгий ящик. А теперь, Лизавета Романова, будьте здоровы.
— Да, да, Гриша, уходи, да, смотри, не попадись бироновцам.
До вечера Лили не имела случая говорить без свидетелей с принцессой, так как, по желанию самой Анны Леопольдовны, она почти весь день проводила в царской детской. Дело в том, что еще с лета в Петергофе Иоанн Антонович до такой степени привык к Лили, что на руках у нее успокаивался даже скорее, чем у собственной кормилицы-чухонки. Но в данное время у него прорезывались первые зубки, и Лили не удалось еще уложить его в постельку, когда в детскую вошла принцесса, чтобы перед сном поцеловать сыночка.
— Он все еще не может заснуть? — спросила она. — Что с ним?
— Верно, предчувствует, бедняжка, что его скоро разлучат с родителями! — со вздохом отвечала Лили.
— Что ты болтаешь такое! От кого ты слышала?
— Это в воздухе носится. В четверг все, вероятно, решится.
— В четверг?
— Да ведь в четверг, ваше высочество, тринадцатого ноября — день рождения герцога, и в этот день, говорят, сыновья его будут провозглашены ближайшими наследниками на русский престол, а вас с принцем попросят уехать в Германию.
Анна Леопольдовна, слышавшая уже нечто подобное от Юлианы, не на шутку всполошилась.
— Нет, этому я не верю, не верю! — пробормотала она. — Герцог все-таки не посмеет…
— Простите, принцесса, — еще настоятельнее заговорила Лили, — но чего этот человек не посмеет? Он до того уже зазнался, что самых знатных, самых почтенных лиц принимает у себя в шлафроке, вместо всей руки подает кому три, кому два пальца. Если же кто по ошибке назовет его по-прежнему светлостью, а не высочеством, то он приходит в ярость. Помяните мое слово: его будут величать уже не высочеством, а величеством.
— Но это ужасно! Это Бог знает что такое! — воскликнула Анна Леопольдовна. — И никого, ни одной души, кто защитил бы меня от чудовища!
Она заплакала и, ломая руки, бессильно упала в кресло.
— Вашему высочеству не надо сразу отчаиваться, — продолжала Лили, — вам надо действовать.
— Действовать?
— Прежде чем герцог успеет привести в исполнение свой замысел, арестуйте его самого.
— В уме ли ты; моя милая! Мне ли, слабой женщине, пускаться в такую авантюру?
— Само собой разумеется, что распорядиться всем должен фельдмаршал Миних. Он вам искренне предан, а самого его войско боготворит.
— Это-то правда… Разве уж посоветоваться с фельдмаршалом?
— Непременно, ваше высочество, и не отлагая ни одного дня. Молодой граф, должно быть, еще здесь; он мог бы передать ваше желание отцу.
— Но как же так, без Юлианы? Я услала ее уже спать, у нее жестокая мигрень…
— Юлиана тоже уважает его больше всех. А каждая минута дорога. Так прикажете позвать к вам молодого Миниха?
— Позови…
Сын фельдмаршала, гофмейстер принцессы и камергер ее сына, действительно оказался еще в дежурной. Анна Леопольдовна сообщила ему свое желание завтра же видеть его отца, но под каким-нибудь благовидным предлогом, чтобы не было лишних толков.
— Предлог есть, — отвечал молодой Миних. — Отец и без того собирался на днях привезти к вашему высочеству нескольких кадет, которых наметил в пажи.
— Вот и прекрасно. Так утром я ожидаю фельдмаршала с его кадетами.
Глава пятая
РЕГЕНТА 'УСЫПЛЯЮТ'
На следующее утро, 8 ноября, фельдмаршал Миних прибыл во дворец в сопровождении молодого адъютанта и нескольких кадет. В ожидании предстоящего ей репистельного разговора с глазу на глаз с фельдмаршалом о задуманной авантюре Анна Леопольдовна была в таком нервном возбуждении, что, не дослушивая его объяснений о представляемых в пажи кандидатах, вперед уже на все соглашалась:
— Хорошо, хорошо, граф… Кого же из них вы сами мне предлагаете?
Когда же Миних указал ей, что таких-то он рекомендовал бы в пажи к государю императору, а таких-то в пажи к ней самой, принцесса протянула юношам для поцелуя руку:
— Так поздравляю вас, господа, пажами! Скоро мы с вами опять увидимся. А теперь, граф, мне надо бы еще переговорить с вами.
Молодой адъютант Миниха за все время не проронил ни слова, но Лили не могла не заметить, что глаза его то и дело направляются в ее сторону, точно притягиваемые магнитом. А уходя с кадетами, он отдал поклон сперва принцессе, а потом и ей, Лили.
Когда тут Анна Леопольдовна прошла с Минихом в смежную комнату и не позвала даже с собой своей наперсницы, Юлианы Менгден, та, оставшись в приемной вдвоем с Лили, не утерпела сорвать на ней свое сердце:
— Что это у тебя, скажи, с Манштейном?
— У меня — с кем? — переспросила, неудомевая, Лили.
— Да с этим адъютантом фельдмаршала!
— Я и не знала, что его зовут Манштейном.
— Ну да, рассказывай. Если же не знала, то тем непростительнее с ним так переглядываться.
Лили справедливо возмутилась:
— Что вы говорите, Юлиана? Я и не думала глядеть на него.
— Но он с тебя глаз не спускал, а потом отдельно еще тебе поклонился.
— Так я-то чем виновата? Разве я могу запретить человеку глядеть на меня!
— Но ты в ответ на его поклон сделала реверанс.
— Мне кажется, этого требовала простая вежливость.
— Молодым кавалерам девицы не делают реверанса, а кивают только вот этак головой.
— На будущее время буду знать, а от Манштейна нарочно уже буду отворачиваться.
Таким заявлением щепетильной гоффрейлине пришлось пока удовлетвориться.
Совещание принцессы со стариком-фельдмаршалом продолжалось довольно долго. Наконец дверь отворилась и показался Миних. По его решительному виду можно было догадаться, что вопрос об аресте регента решен в утвердительном смысле.
— Вот что, милая Юлиана, — обратился он к фрейлине (как свекор ее родной сестры, он обходился с
