Самой удачной, меткой кличкой у компании считалось Полторажида – кличка, которую прицепили к невероятно длинному рыжему унылому еврею-портному, часто освежавшему несложный гардероб клевретов.
И совсем уж несправедливо звучала «Кальвия Криспинилла» – Magistra libidinium Neronis, как окрестили добрую русскую няньку Анну Матвеевну… В ее характере ничего не было общего с «профессоршей Неронова разврата», хотя Мотылек и божился, что она не только снисходительно относится к объектам Меценатовых сердечных увлечений, но даже сортирует их на «стоющих» и «не стоющих» и ведет с ними по телефону длинные беседы принципиального свойства.
Одной из удачных кличек считалась также сокращенное «Яблонька», или официальное – «Яблонька в цвету», потому что это поэтическое название вполне соответствовало внешности Нины Иконниковой.
Высокая гибкая блондинка с огромными синими глазами, любовно озиравшими весь Божий мир, с пышной короной белокурых, нежных, как шелковая паутина, волос, вся белая, ароматная, будто пахнущая яблочным цветом, с высокой грудью и круглыми плечами, упругая, здоровая и свежая, как только что вылупившееся яичко. Походка у нее была изумительная: идет и вся вздрагивает, будто невидимые волны пробегают по телу, будто спелый колос волнуется от налетевшего теплого летнего ветерка…
Однажды некий экспансивный прохожий не выдержал: остановился посреди улицы, сложил молитвенно руки и пылко воскликнул:
– Боже мой! И пошлет же Господь в мир такую красоту!
Она нисколько не была шокирована этим восклицанием; приостановилась и, мило улыбнувшись, поблагодарила:
– Спасибо вам за ласковое слово. Мне приятнее всего, что в вашем комплименте дважды встречается слово «Бог». Значит, что вы хороший человек.
И пошла дальше как ни в чем не бывало, прямая и гибкая, как молодой тополь, по-прежнему приветливо улыбаясь синему небу.
Первым познакомился с Яблонькой Мотылек. Этот расторопный поэт однажды долго шел за ней по боковой аллее Летнего сада и потом, восхищенный, потеряв над собой власть, как он вообще всегда терял власть над своим бурным темпераментом, вдруг подошел к ней и вступил в разговор.
– Куда вы идете? – порывисто спросил он.
– В библиотеку. Книгу менять.
– И я пойду с вами.
– Вы тоже идете книгу менять? – спросила она просто, без всякой иронии.
– Нет… я этого… Давно собирался абонироваться… Да представьте себе, не знаю, как это сделать. Это сложно?
– Совершенно не сложно, – мило рассмеялась она. – Пойдемте, я вам это устрою.
Мотылек бурно зашагал за ней, но, когда оба предстали перед прилавком, на котором лежали толстые каталоги, Мотылек вдруг ощутил, что он оступился и летит вниз головою в глубокую пропасть: он сейчас только вспомнил, что у него в кармане всего тридцать копеек, а плата за абонемент в месяц с залогом превышала эту сумму ровно в семь раз.
– Вот вам бланк, – сказала будущая Яблоиька, – обязательно напишите ответы на вопросы и здесь подпишитесь.
Чтобы отсрочить окончательно гибель и позор, Мотылек долго возился над маленьким листком, собирал и распускал свои знаменитые морщины, раза два даже смахнул тайком пот со лба, каллиграфически выписал свою фамилию, сделал росчерк – роковой час расплаты придвинулся вплотную.
– Ну, что ж вы? – поощряла его Яблонька. – Теперь остается только заплатить и выбрать книгу по каталогу.
Мотылек тоскливо поглядел на ее свежие губы, поскреб яростно холодными пальцами затылок и вдруг брякнул:
– Послушайте… Можно вас отозвать в сторону на два слова?
– Что случилось? Пожалуйста. Они отошли в сторону.
– Милая девушка! Видели вы еще когда-нибудь такого мерзавца, как я?
Ее губы дрогнули, и глаза немного затуманились…
– Что вы такое говорите… Разве можно так?
– Мерзавец! – в экстазе воскликнул Мотылек. – Форменный подлец! Слушайте же, как кается Мотылек! Слушай весь православный народ! Книга мне была нужна? По морде мне нужно было хлопнуть несколько раз этой книгой! Ведь это я к вам просто пристал давеча в Летнем саду – пристал, как самый последний уличный нахал!! А вы, святая душа, – даже не догадались! Вы, как Красная Шапочка, доверчиво разговорились с Серым Волком…
– Да вы не похожи на Серого Волка, – рассмеялась одними лучистыми синими глазами Яблонька. – У вас доброе лицо. А я боюсь только пьяных. И то я одного пьяного однажды вечером устыдила. С ними только нужно побольше простой примитивной логики. Подходит он ко мне вечером на Владимирской улице и говорит: «Пойдем со мной, барышня». Конечно, можно было бы позвать городового – в двух шагах стоял, – но мне жалко сделалось этого пьяненького. «Куда же, – я говорю, – мне с вами идти?» – «Пойдем поужинать». – «Смотрите-ка, – говорю, – какая жалость… А я уже поужинала!» – «Да что вы, – опечалился он. – Экая жалость! Ну, вина выпьем, что ли?» – «Вина мне нельзя! Доктор строго запретил». Призадумался: «Как же быть?» – «Уж я и не знаю». – «Что ж мне с вами делать все-таки? А может быть, бокальчик бы одолели? Попытались бы, а?» – «Да нет уж, и пытаться не стоит». Совсем он сбился с толку. «Что ж мне с вами делать?» – «Да уж придется, верно, махнуть на меня рукой. А вы бы спать лучше пошли… а? Вон у вас вид какой усталый. Небось заработались». Всхлипнул он, утер мокрые усы и говорит: «А что вы думаете – и пойду! Никто меня не понимает, а вы поняли! Главное теперь – спать». Снял котелок, поклонился – и разошлись мы в наилучшем расположении духа.
– Вот вы какая! – восхитился Мотылек. – Вам бы с Меценатом познакомиться – он бы вас очень оценил.
– Кто этот Меценат?
– Кто?! А вот кто: у вас два рубля есть?
– Есть.
– Дайте мне на несколько минут. Вот спасибо. Теперь я беру вашу книгу – что там у вас? Новая книга Локка. Меценат, наверное, не читал. А вы возьмите свеженькую – и пойдем.
– Куда? – засмеялась Яблонька.
– Я вам долг отдам. Я, миленькая моя, человек честный. Ну, живо, живо!
– Да куда вы меня тащите, сумасшедший человек! Но Мотылек уже запылал, задергался, как он пылал и дергался всегда… Взял Яблоньку под руку, озабоченно собрал в дорогу все свои морщины и повлек сбитую с толку Яблоньку на улицу.
– Вы очень странный человек, – робко успела пролепетать Яблонька.
– Да уж и не говорите. Кончу я жизнь или знаменитым поэтом или в сумасшедшем доме… Девушка! Любите ли вы красоту мира? Она во всем: в плакучей иве, склонившейся над тихо плывущей рекой, в угрюмой прямизне петербургской улицы, в новом интересном человеке, а человек этот… Девушка!! Что может быть интереснее Мецената? Нашего доброго мудрого благородного Мецената – этого ленивого льва с львиной гривой на львиной шкуре, льва, наполовину бросившего свою прекрасную львицу – ради красоты, свободы и созерцательности!
– Я вас не совсем понимаю, – мягко возражала Яблонька, пытаясь освободить свою руку.
– И не надо! Сейчас не понимаете – потом поймете! Скоро поймете. Даже сейчас! Вот мы уже у Меценатова подъезда. Эй, швейцар! Немедленно же вызовите из второго номера хозяина – скажите, по очень важному, спешному делу. Живо!
– Вы очень странный, – покачала головой Яблонька. – Очень; но вы не страшный. Только зачем Меценат? Может быть, он занят сейчас чем-нибудь, а вы его отрываете. Не лучше ли в другой раз?
– Ни-ни! Да вот уже его шаги. Видите, как он мягко спускается – как старый добрый лев. А за ним слышен тяжкий бег буйвола – это, конечно, Телохранитель.
Меценат, а за ним Новакович, оба без шапок, выскочили на улицу и, увидев около Мотылька белокурую красавицу, замерли, молчаливые, удивленные.
