камере пыток, а просто сказала, что ее освободили до того, как допрос начался.
Она показала королю записку. Тот подозвал вас, и вы подтвердили, что почерк не ваш, хотя подделка, можно сказать, довольно правдоподобная.
Герцог Кветтил воспользовался случаем, чтобы потребовать у короля суда над виновниками смерти его людей, что, возможно, было поступком несколько поспешным, поскольку возник законный вопрос: а что же они там делали? Выражение лица короля мрачнело по мере того, как ему открывалась суть произошедшего, и несколько раз ему приходилось останавливать тех, кто пытался прервать других, иначе он не разобрался бы в случившемся, тем более что в королевской голове все еще стоял туман. По словам очевидцев, герцог Кветтил, тяжело дыша, с выпученными глазами и слюной на губах в какой-то момент попытался ухватить доктора за руку и оттащить от короля, но тот обнял ее за плечи и приказал вам отвести герцога в сторону.
Я не был свидетелем того, что происходило в течение следующего полуколокола. То, что мне стало известно, было передано другими и страдает теми же недостатками, что и любая информация, прошедшая через мозги и воспоминания других. Но и при том, что меня не было в королевской спальне, я уверен: кое- кому, главным образом вам, пришлось быстро принимать решения, а герцог Кветтил к этому времени, должно быть, уже порядком успокоился, потому что смог трезво оценить ситуацию и принять план действий, который предлагали вы, пусть даже ему самому предложить было нечего.
Короче говоря, всю вину возложили на герцога Улресила. Выяснилось, что записка была написана его почерком. Дворцовые стражники утверждали, что Улресил отдавал им приказания от вашего имени. Позднее в тот же день один из людей Улресила был доставлен к королю. Рыдая, он признался, что немного раньше украл скальпель из жилища доктора и убил герцога Ормина, а потом убежал через заднюю дверь в Крыле просителя, перед тем как доктор вошла через парадный вход. Я тоже не остался в стороне, показав, что парень этот вполне мог быть тем самым типом, с которым я столкнулся в темном коридоре Крыла просителя.
Насчет скальпеля этот тип, конечно, соврал. У доктора пропал только один скальпель — тот, который я украл двумя сезонами ранее, когда мы посещали больницу для бедняков. Конечно же, он предназначался и был доставлен вам, хозяин, хотя и не в том буквальном смысле, в каком позднее предназначался герцогу Ормину.
Герцога Улресила тем временем убедили покинуть дворец. Я полагаю, что более зрелый ум, взвесив все «за» и «против», понял бы, что такой побег подтвердит все обвинения, которые могут быть выдвинуты против него, но он, видимо, не догадался, оценивая свое положение и вытекающие из него последствия, сопоставить себя с несчастным мертвым Юнуром, выходцем из низшего сословия. Как бы то ни было, герцогу внушили, что король гневлив, но отходчив, и вообще все это дело — следствие обычной путаницы, а Кветтил и вы, хозяин, очень скоро рассеете все недоразумения, но для этого категорически необходимо временное отсутствие молодого герцога.
Король ясно дал понять, что любые новые попытки опорочить доброе имя доктора встретят его решительный отпор. А вы пообещали предпринять все возможное, чтобы внести полную ясность в произошедшее.
В ту ночь у дверей наших покоев были выставлены два собственных стражника короля. Я крепко спал в своей каморке, пока меня не разбудил кошмар. Думаю, что доктор спала хорошо. Утром вид у нее был вполне приемлемый. Она добрила себе голову, сделав это куда аккуратнее, чем мастер Ралиндж.
Я помогал ей — она сидела на стуле в своей спальне, накинув на плечи полотенце и поставив на колени тазик, в котором плавали мыльная пена и губка. Тем утром мы должны были явиться на прием к королю, чтобы изложить наш взгляд на вчерашние события.
— Так что же случилось, хозяйка? — спросил я.
— Где и когда, Элф? — Увлажнив свой скальп губкой, она стала скрести его скальпелем (смотреть на это спокойно я не мог!), а потом передала инструмент мне, чтобы я закончил работу.
— В камере пыток, хозяйка. Что случилось с Ралинджем и двумя другими?
— Они рассорились — не могли меня поделить. Каждый хотел быть первым. Разве ты не помнишь?
— Не помню, хозяйка, — прошептал я, оглянувшись на дверь операционной. Дверь была заперта, как и та, что за ней, и следующая, но все же я был испуган, а кроме того, чувствовал что-то вроде мучительной вины. — Я видел, как мастер Ралиндж собирался…
— Собирался изнасиловать меня, Элф. Прошу тебя, Элф. Осторожнее со скальпелем, — сказала она, тронув пальцами мою руку. Она чуть-чуть отвела ее от своей головы и оглянулась, улыбнувшись. — Вот было бы нелепо — опровергнуть ложное обвинение в убийстве, едва не подвергнуться пытке, а потом погибнуть от твоей руки!
— Но, хозяйка! — сказал я и не стыжусь сообщить, что голос мой срывался на плач, потому как я до сих пор убежден, что среди таких катастрофических событий, среди столь влиятельных и враждующих между собой лиц невозможно оставаться целым и невредимым. — У них не было времени ни на какие разборки! Он был готов вот-вот овладеть вами. Я закрыл глаза за миг до того, как… на это не было времени!
— Мой дорогой Элф, — сказала доктор, держа мое запястье. — Ты, видимо, запамятовал. Ты на какое-то время потерял сознание. Голова у тебя упала набок, тело обмякло. Боюсь, что ты просто отключился. А эти трое, пока ты был в беспамятстве, учинили древнюю разборку самцов. Когда ты опять пришел в себя, эти двое, прикончив Ралинджа, набросились друг на друга. Неужели ты не помнишь?
Я заглянул в ее глаза — по их выражению невозможно было ничего понять. Я внезапно вспомнил о той зеркальной маске, которую она надела на бал во дворце Ивенира.
— Так это я и должен помнить, хозяйка?
— Да, Элф, это.
Я опустил глаза на скальпель и сверкающую зеркальную поверхность его лезвия.
— Ну а как вы освободились от пут?
— Понимаешь, мастер Ралиндж в спешке просто не успел их толком завязать, — сказала доктор, отпуская мое запястье и снова наклоняя голову. — Прискорбное отсутствие профессионализма, хотя тут есть и положительная сторона.
Я вздохнул, взял губку и выдавил немного пены ей на затылок.
— Понимаю, хозяйка, — сказал я несчастным голосом и соскреб остатки волос с ее головы.
Делая это, я пришел к выводу, что, видимо, память подвела меня, потому что, взглянув на ноги доктора, я увидел: из голенища ее сапога, как всегда, выглядывает старый кинжал, а на нем — на навершии рукоятки — видней видного тот самый небольшой бледный камень. А ведь вчера в камере пыток я был убежден, что его там больше нет.
Наверно, я уже тогда понял, что возврата к прежнему быть не может. Но все равно был потрясен, когда два дня спустя доктор без меня посетила короля, а вернувшись, сообщила мне, что попросила отставку с должности личного королевского врача. Я стоял, молча глядя на нее, стоял среди все еще нераспакованных ящиков и коробок с химикалиями и компонентами, которые она продолжала покупать у аптекарей и химиков города.
— Отставку? — с глупым видом переспросил я. Она кивнула. Мне показалось по ее глазам, что она плачет.
— Да, Элф. Я думаю, так будет лучше. Пора мне возвращаться в Дрезен. А король, похоже, поправился.
— Но всего два дня назад он был на пороге смерти! — закричал я, не в силах поверить услышанному и тому, что из этого вытекает.
Она улыбнулась мне одной из своих улыбок — только краешками губ.
— Думаю, больше этого с ним не случится.
— Но вы сказали, что это было вызвано какой-то… как вы ее называете? Аллотропической гальваникой соли! Проклятье, женщина, это может…
— Элф!
То был единственный раз, когда мы говорили друг с другом в таком тоне. Вся моя ярость вышла прочь, как воздух из проткнутого пузыря. Я уткнулся глазами в пол.
