который стоял ближе к двери.
Убедившись, что огонь разгорается, Джеки распрямился и подошел к шкафу.
– Я скажу вам, когда вы ответите на несколько вопросов.
Дойль аж задохнулся от такой наглости. Да что этот сопляк себе позволяет! Да как он смеет! Нахальный щенок. Его студенты и то старше, а этот паршивец... тут Дойль несколько смягчился, увидев в руках юноши бутылку.
Сюда доносился приглушенный шум аплодисментов и свистки, но они не обращали на это внимания. Джеки сел, взглянул на Дойля как-то загадочно и сурово, налил бренди в два бокала и протянул один Дойлю.
– Благодарю, – сказал Дойль, поднял бокал, поболтал бренди, поднес к носу и понюхал. Судя по запаху, это лучшее из всего, что ему когда-либо доводилось пить. – Хорошо живете, – нехотя признал он.
Джеки пожал плечами.
– Милостыня – ремесло не хуже любого другого, – сказал он слегка раздраженно, – и Копенгагенский Джек – лучший организатор этого дела. – Он отхлебнул бренди и решил перейти прямо к делу: – Скажите мне правду, Дойль. Что вы натворили? Почему доктор Ромени за вами охотится?
Дойль заморгал в полном недоумении.
– Кто такой доктор Ромени?
– Он главарь самой могущественной цыганской банды в Англии.
Дойль похолодел от ужаса.
– Высокий лысый старик? В ботинках на пружинах?
– Он самый. Им наняты все нищие и воры в садке Хорребина, чтобы искать человека, похожего на вас по описанию, с иностранным, вероятно, американским акцентом. И он предложил большое вознаграждение за вашу поимку.
– Хорребин? Этот клоун? Боже, я видел его сегодня утром, когда смотрел его проклятый кукольный спектакль. Он не производил впечатления...
– Доктор Ромени велел всем искать вас только сегодня вечером. Хорребин упомянул о том, что видел вас на Биллингсгет.
Дойль колебался, стараясь разобраться в сплетении разнообразных интересов. Если бы перемирие могло быть установлено, он бы не возражал против того, чтобы поговорить с доктором Ромени, – только так он мог узнать время и место появления дыры. У Дойля сохранился мобильный крюк, и если бы ему удалось выяснить, где и когда откроется дыра и оказаться внутри этого пространства в тот момент, когда оно захлопнется, – он бы снова появился в том же месте в Лондоне в 1983 году. Дойль почувствовал приступ ностальгии, когда подумал о Калифорнии, – занятия со студентами, биография Эшблеса...
С другой стороны, этот доктор Ромени не производит впечатления человека услужливого, судя по его сигаре и прочему. И что интересует этого мальчика? Может быть, большое вознаграждение.
Должно быть, Дойль с тревогой посмотрел на Джеки, так как юноша с отвращением покачал головой и сказал:
– О нет, я не собираюсь выдать вас ему. Я бы не отдал и дохлой собаки в руки этой твари... даже если бы он сдержал слово о вознаграждении, что, впрочем, маловероятно. На самом деле вряд ли стоит рассчитывать на вознаграждение, – если, разумеется, не считать вознаграждением милостиво предоставленную возможность поискать обещанные деньги на дне Темзы.
– Простите, – сказал Дойль, отпивая глоток бренди, – но, кажется, вы присутствовали на собрании этих людей?
– Присутствовал. Капитан Джек платит мне за то, чтобы я следил за... конкурентами. Хорребин устраивает собрания в той дыре под Бейнбридж-стрит, и я частый их посетитель. Но довольно вопросов... Чего он от вас хочет?
– Хорошо, – начал Дойль, с отсутствующим видом любуясь на отсветы пламени сквозь темный топаз коньяка. – Я не совсем уверен, но думаю, что он хочет кое-что от меня узнать... – Он начинал пьянеть. – Лысый старик хочет узнать, как я прибыл на поле вблизи Кенсингтона.
– Ну а дальше? Как вы туда прибыли? И почему это его беспокоит?
– Я скажу тебе правду, Джеки, мой мальчик. Я путешествовал посредством магии.
– Да, здесь должно быть что-то в этом роде. Посредством какой магии? И откуда вы прибыли?
Дойль был смущен.
– Вам это не покажется невероятным?
– Мне бы показалось невероятным, если бы доктор Ромени так беспокоился о чем-нибудь, что не имело бы отношения к магии. И я, конечно, не настолько наивен, чтобы утверждать, что магии не существует.
В его улыбке было столько горечи, что Дойль изумился: что такое мог видеть этот мальчик?
– Посредством какой магии? – повторил Джеки.
– Я действительно не знаю. Я только входил в группу, а магическим двигателем всего предприятия был другой. Но какое-то заклинание, видимо, все-таки было, наверное, это заклинание и позволило нам перенестись из одного... места в другое, э-э... пространство.
– А откуда вы перенеслись? Из Америки?
Почему бы нет, подумал Дойль.
– Ага, из Америки. И этот доктор Ромени, должно быть, видел, как мы появились на том поле, – я думаю, он наблюдал за тем местом, так как невозможно вдруг перенестись в любое произвольное место, просто куда захочется, понимаете? Надо уединиться и ждать в определенном месте, которое знающие люди называют «дырой». Я думаю, Ромени знает, где находятся все такие «дыры», и он, возможно, следил за нами в этом месте, поскольку он внезапно схватил меня, когда я ненадолго отстал от группы, и притащил в цыганский табор.
Дойль отпил еще немного бренди, чтобы продолжить рассказ, который вновь пробудил в нем страх перед лысым стариком.
– А что случилось с теми людьми, с которыми вы прибыли?
– Я не знаю. Полагаю, что они вернулись в дыру и перенеслись обратно в... э-э... в Америку.
– Зачем вы прибыли?
Дойль замялся.
– О, это длинная история... Мы прибыли послушать лекцию.
Джеки нахмурился.
– Лекцию? Что вы имеете в виду?
– Вы когда-нибудь слышали о Сэмюэле Тейлоре Кольридже?
– Конечно. Он должен говорить о Мильтоне в «Короне и якоре» в ближайшую субботу.
Дойль поднял брови. Нищий юноша начинал его удивлять.
– Правильно. Но он перепутал дату и пришел, чтобы прочесть лекцию, вчера вечером, и мы все там были. Так что лекция состоялась. В самом деле, очень интересное выступление.
– Вот как? – Джеки допил свой бренди и задумчиво налил себе еще немного. – А как вы узнали, что он перепутал дату?
Дойль развел руками.
– Руководитель знал.
В течение нескольких минут Джеки хранил молчание, осторожно теребя свои усы, затем поднял глаза и широко улыбнулся.
– А вас наняли, чтобы смотреть за лошадьми или что-то в этом роде, или вас интересовала лекция?
Дойль почувствовал искушение сообщить этому самонадеянному юнцу, что он опубликовал биографию Кольриджа. Он удовлетворился тем, что сказал с очень важным видом:
– Я прибыл, чтобы объяснить гостям, кто такой Кольридж, и ответить впоследствии, по возвращении домой, на вопросы о нем.
Джеки явно позабавило это сообщение.
– Так вы интересуетесь современной поэзией? Вот уж никогда бы не подумал, судя по вашему виду!
Дверь за спиной Дойля открылась, и вошел Копенгагенский Джек. В маленькой комнатке он показался слишком громоздким.
– Мы приняли двух новеньких, – сказал он, садясь у края стола и пододвинув к себе бутылку бренди. –
