помощь, может быть, даже одолжат денег.
И конечно,
? Это одно из тех мест, куда нам сейчас
Джозефина поднялась. ? Можешь идти или остаться, ? сказала она. ? Я отправляюсь туда.
Руки Кроуфорда дрожали, словно он весь день наливался кофе. Он дышал редко, судорожно втягивая воздух, и холодная липкая тошнота медленной волной поднималась к горлу. Он встречал эти симптомы в бою у раненых моряков, и знал, что рискует «окоченеть» ? впасть в состояние, в котором все функции тела постепенно замедляются, а затем останавливаются вовсе.
Он старался мыслить ясно. Он может постучать в первую попавшуюся дверь и испытать удачу, потому как неясно, какого доктора ему вызовут, или же он может пройти почти милю до дома Китса с некоторой уверенностью, что там ему окажут наилучшую помощь.
Дождь прекратился, и ночь, похоже, обещала быть не такой уж холодной.
? Дай только мне сначала наложить жгут, ? сказал он.
Хотя Кроуфорд обливался потом, сквернословил и всхлипывал, и все тяжелее наваливался на, к счастью механическую, Джозефину, и вынужден был много раз садиться, чтобы ослабить и перевязать жгут, а ближе к концу начал вымаливать прощение у призраков, которые чудились ему вокруг, их истощенная пара, в конце концов, шатаясь, добрела до площади Испании.
Где-то поблизости играла дикая фортепьянная музыка, и Кроуфорд, прищурившись, огляделся, пытаясь понять, откуда она доносилась, и почему она казалась столь мучительно знакомой. Спустя мгновение он внезапно осознал, что слышал ее лишь в давно позабытых беспокойных юношеских снах.
На площади, казалось, больше никого не было ? святые, конечно, уже давно разбрелись, когда село солнце, и, если здесь и были люди фон Аргау, они очевидно скрывались внутри здания за номером 26 ? но над площадью разлилось бледное мерцающее свечение, и, когда Кроуфорд заставил свой взгляд обрести четкость, он увидел, что вторые этажи зданий были словно шерстью окутаны щетиной огней Святого Эльма.
«Вот и до Китса добралась Тетушка Ворон», ? отстраненно подумал он ? а затем он заметил две фигуры, стоящие возле двери. Почему-то в этом призрачном свет, он никак не мог разобрать, были ли они одеты или обнажены.
Одна из фигур принадлежала мужчине, а другая, которую тотчас же узнал, несмотря на минувшие четыре года, была женской. Он обреченно вздохнул, понимая, что даже если бы у него была с собой его фляжка, он все равно не смог бы противиться ей, только не сейчас, когда он совершенно разбит и обессилен.
Он оторвался от плеча Джозефины и, хромая, устремился вперед. Музыка зазвучала громче, словно перепрыгнула в следующую октаву.
Джозефина тоже пошла вперед, и хотя она пьяно пошатывалась, у него вдруг мелькнуло впечатление, что теперь она была
? Беги, ? яростно прошептал он, несмотря на то, что в легких почти не осталось воздуха. ? Ты умрешь здесь. Это… не имеет к тебе… никакого отношения.
Он взглянул на нее и увидел на ее лице тоже самое голодное отчаянное выражение, которое он знал, было на его собственном. ?
Он шел вперед, и женщина возле входа не сводила с него своих светящихся рептилоидных глаз, а затем, когда он, наконец, остановился в нескольких ярдах перед ней, она улыбнулась, обнажая нечеловеческие зубы.

Она протянула ему руку ? рука это больше походила на украшенную самоцветами птичью лапу, чем на руку женщины, но он помнил, как нежно она скользила по его обнаженному телу четыре года назад ? и сердце в груди заколотилось от страстного желания ее взять. Музыка рисовала арабески[276] внутри стремительного биения его сердца, и ему чудилось, он почти может вспомнить движения танца, столь древнего и естественного, что даже деревья и реки и бури включались в его стремительный бег.
Мгновение спустя Джозефина, покачиваясь, остановилась возле него, и мужчина обратился с ней, ?
В музыке теперь зазвучали два мотива, словно золотые нити сплетаясь в яркий живой ковер. Казалось, что из звуков рождается невыразимо прекрасная песня, зовущая за собой, обещающая много большее.
По лицу Кроуфорда текли слезы ? он не видел больше никакой надежды устоять перед ней. Четыре года он противился влечению, охватывающему его по ночам, и напивался до бесчувственного состояния, когда силы его иссякали. Все это время его терзали воспоминания, от которых она могла его избавить, и не раз он впадал в искушение позвать ее ? и вот, наконец, она здесь, и он может отказаться от своей презренной личности и снова стать ее блаженным продолжением.
Вдалеке, сквозь музыку, ему почудилось, донеслось эхо резкого кашля; а затем, ? Еще рано, ? проскрежетала Джозефина подле него. ? Наверх ? надо дать ему умереть.
Кроуфорд отстраненно подумал, что она говорит сама с собой, но когда он поднял руки навстречу слабо светящейся женщине, Джозефина отбила их вниз.
Музыка, что неслась вперед, немного ослабла.
Он с удивлением взглянул на нее. ?
Она беспомощно всплеснула руками. ? Из-за… из-за
«У меня никогда
Он подался назад и, хотя говорил с Джозефиной, его взгляд не отрывался от губ и таинственно мерцающих глаз стоящей перед ним женщины. ? Но они же мертвы! ? выкрикнул он. ? Что мы теперь можем с этим поделать? Только забыть.
?
? Спасем хотя бы эту, ? прошептала Джозефина, и он снова не мог понять, к кому она обращалась, столь тихим был ее шепот. ? Сделаем то, что можем.
? Я… не могу. Кроуфорд шагнул вперед, протягивая руки к демонической женщине, собираясь снова пригласить ее, вернуть столь нужное ему блаженное забытье ? музыка устремилась ввысь, приближаясь к развязке.
Ее рука метнулась к лицу и что-то нашаривала, тащила, и спустя миг он пораженно увидел, что она