сотрудничать с «большевиком в литературе» и участвовать в большевистских мероприятиях.
В 1929 году Давид Бурлюк охотно откликнулся на просьбу Софьи Толстой-Есениной собрать и прислать для музея материалы о пребывании Есенина в Америке:
«Я соберу здесь весь материал о есенинских днях в Америке:
Номера газет того времени,
Отдельно рисунки гостиниц (одну — «Валдорф» — начали ломать),
Фото с картины Григорьева «Детство Есенина»(…),
И свои воспоминания о 3–4-х встречах с Есениным здесь,
Адрес Ветлугина, «секретаря», он теперь издатель журнала (американского) «Paris- Comet». (Надо читать, не секретаря, а осведомителя).
Если Вы мне поможете провести мои воспоминания, книжку о нем или же в журналах — толстых Москвы или Ленинграда, я приступаю к работе, получив от Вас указание, что мой труд не пропадет неопубликованным.
(…) Очень интересен скандал у еврейского поэта Манилейба, у меня имеется подробная запись очевидца…» (Нью-Йорк, до 19 октября 1929 г.)
(…) По поводу обещанных материалов о Есенине: «Теперь здесь обещаний уже не даю, но берусь вскорости за перо о Сер. Ал. Ее., изложу все, как видел и слышал здесь о нем. Кой-кому влетит здесь слегка на орехи, но лучше писать все, чем в архивах умалчивать».
Сергей Есенин. Художник Давид Бурлюк Но переписка на этом оборвалась. Что же помешало Давиду Бурлюку выполнить обещание? Времени не хватило? Рано ушел из жизни? Нет, он прожил еще 37 лет, а в 1956 году по приглашению Союза писателей приезжал в СССР. Значит, причины были другие: материалы эти не должны попасть в СССР. Тем более, что обещал написать правду, «как видел и слышал здесь о нем».
Галина Ивановна Аверина (Рязань) нашла любопытный материал, касающийся Бурлюка и Маяковского. Оперный певец и педагог Н. Хлестов, живший некоторое время на квартире у Маяковского вместе с молодым поэтом, рассказывает:
«В августе 1965 года во время приезда Давида Бурлюка и его жены в СССР «Московский комсомолец» опубликовал интервью с приехавшими из США. Я прочел и не поверил собственным глазам. Со слов М.Н. Бурлюк, сообщалось, будто В 1911 году Давид привел к себе домой изможденного, оборванного, с больными руками юношу Маяковского, и будто бы Бурлюки его усыновили, и он прожил у них четыре года. Мне неизвестно, для чего сочинили эту неправдоподобную историю, но я и все, кто знал Маяковского в те годы, отлично помнят, что он до 1915 года, до отъезда в Петроград, жил в своей родной семье».
О том, что Бурлюк мог сочинять неправдоподобные истории вспоминал и соученик Бурлюка по художественному училищу художник Г.Ф. Котляров: «Мы-то знали, что Давид не таков, каким рисовался перед Володей (Маяковским — Авт.). Все человеческие отношения — философствовал он в минуту откровения — основаны только на выгоде. Любовь и дружба — это слова, отношения крепки в том случае, если людям выгодно друг к другу хорошо относиться».
Нам Давид Бурлюк интересен прежде всего тем, что за два года до свое смерти написал портрет Сергея Есенина. Выходит, он вынашивал его долгие годы, осмысливал пройденный поэтом путь, его судьбу.
Портрет приобрел английский есениновед Гордон Маквей. Вот как он описывает изображенного Бурлюком поэта: «На голове розоволицего голубоглазого юноши Есенина белая кепка (с желтым и голубым оттенком), с коричневатым козырьком, сливающимся по цвету с его волосами. На нем белоснежная рубашка, темно-красный галстук, оранжевый жилет и темно-голубой пиджак… Слева от Есенина желтая ветряная мельница около зеленого дерева, и эта цветовая схема повторяется в правом углу картины, где изображены два желтых деревенских дома (с пурпурными крышами) и рядом зеленая корова».
Бурлюк наверняка помнил высказывание Есенина, раздражавшее рапповцев: «Мы хотим поставить памятник не Марксу, а корове».
Портрет написан с явной симпатией. Должно быть в то время у Бурлюка родились эти слова: «Надо быть тупослепым, чтобы не видеть зависимость жизни от творчества в искусстве».
«Двадцатитрехлетняя полячка Лола Кипел приехала в Висбаден в середине 1922 года, чтобы стать секретаршей Айседоры. Ее воспоминания «Под пятью орлами» кажутся честными и правдивыми. Отлично владея русским языком, могла понять Есенина гораздо лучше, чем Мэри Дести и Ирма Дункан», — так пишет Гордон Маквей.
Но от услуг переводчицы Лолы Кинел, которую якобы нашла Айседора, Есенин отказался. И, должно быть, не случайно: не исключается ее осведомительская роль. В Берлине Есенин встретился с Ветлугиным, с которым был знаком с 1918 года, и пользовался его услугами.
А. Ветлугин — псевдоним Рындзюна Владимира Ильича (1897-после 1946). Сведений о нем мало — писатель, эмигрант. Зато много нареканий в его адрес, начиная с того, что в переводчики он никак не годился, потому что сам плохо знал английский. Эту сплетню пустил Дон Аминадо (так пишет Елена Толстая). Судя по названиям его книг, большевиков не любил. Да и как их можно было любить, если в 1920 -х годах Ветлугин был свидетелем жесточайшего белого и красного террора на юге России.
Троцкий в работе «Литература и революция» дал ему такую характеристику: «В трупном разложении эмиграции довершился некий полированный тип посвистывающего циника (…) Совсем закончено представлен этот тип нестесняющимся г. Ветлугиным, который был с белыми и отверг их, когда они провалились (…) Ветлугин пишет маргариновый роман с наводящим на размышление заглавием «Записки мерзавца». И таких немало».
Известно, что роман этот Ветлугин посвятил Есенину и Кусикову. Владимир Бесперстов, редактор газеты «Милицейские ведомости», Санкт-Петербург, в «Истории литературного авантюриста» пишет о Ветлугине: «О Советах писал одно время с откровенной ненавистью, а идеологи Советов старались его уничижительно не замечать. Ветлугин сотрудничал в свое время с отделом пропаганды Добровольческой армии (ОСВАГом), а прежде печатался в московском органе анархистов. В эмиграции (во Франции) работал во врангелевской газете, затем переметнулся в берлинские издания просоветской ориентации».
Короче говоря, ему было все равно кому служить, лишь бы хорошо платили. Об этом Ветлугин весьма откровенно сообщает Есенину 6 октября 1923 года: «Быть Рокфеллером значительнее и искреннее, чем Достоевским, Есениным (…) Мне мое имя — строка из паспорта, тебе — надпись на монументе».
Иван Бунин дал ему такую характеристику: «Нынешний Ветлугин смотрит на мир ледяными глазами (…) и говорит: «Все вы черт знает что, и все вы идите к черту!» (…) Нужно, необходимо, чтобы хоть иногда на ледяные глаза навертывались слезы».
А по поводу книги Ветлугина «Третья Россия» А. Ященко написал: «У него необычайно острые глаза на всякие мерзости жизни. Живо и хлестко написана эта книга и всяким прочтется она с интересом. Для будущих историков она, пожалуй, останется любопытным документом наших дней (…) Он, несомненно, талантливый писатель» («Новая русская книга», 1922 г. № 3).
Мог ли Есенин не познакомиться с его произведениями, изданными тогда же в Берлине?
Сохранилось письмо 1925 г. на имя Луначарского, в котором Ветлугин сообщал: «В продолжении двух лет я состою редактором нью-йоркской газеты «Русский голос», стоящей на советской
