учреждения. Одни пациенты мнили себя Аттилами, Александрами Македонскими, Чингисханами. Другие свихнувшиеся на стезе искусства оспаривали у собратьев право быть Гомером, Лопе де Вега. А некий ученый-маньяк в конце концов свыкся с мыслью, что он парящая в поднебесье птица, и, как ни странно, Астер, открыл один из основополагающих законов гравитации.
В общем, не было ничего удивительного в поведении Фотона. Его счастье, что ему привиделась Гемма. Могло пригрезиться вообще черт знает что.
Никто не сомкнул глаз в тревожную эту ночь — ждали вестей с завода. Далеко за полночь Рубина вышла на связь. По ее словам. Фотона они застали почти невменяемым. Без сомнения, он пережил глубокое нервное потрясение. С заводом тоже что-то произошло. Напряжение в главном канале нестабильно, плазма словно взбесилась. Теллур зарылся в схему, пытается найти неполадки. Как они намерены поступить дальше? Утром она привезет Фотона, а Теллур останется дежурить на заводе.
— Фотон утверждает, будто он слышал, как отворялись двери входных шлюзов, — обратился к Рубине Регул.
— Слуховые галлюцинации, — отмахнулась она.
— Но это легко проверить. Как же ты не догадалась раньше?
— Каким образом? — искренне изумилась она. — Насколько я знаю, индикаторы привидений еще не изобретены.
Регул пропустил мимо ушей ироническое замечание.
— С помощью счетчика на входном турникете, справа от шлюза, — мягко произнес Регул.
— При чем тут счетчик? — все еще недоумевала Рубина. — Его назначение ясно и ребенку. Щелкнул 500 раз — стало быть, пора менять прокладки на дверях.
— Хвала твоей учености, Рубина. А теперь вспомни, что инструкция строго запрещает дежурному отлучаться куда-либо с завода. По правде сказать, ему и отлучаться-то некуда. И потому я утверждаю: если на счетчике сейчас стоит число 93, то шум открываемых дверей был плодом галлюцинации больного. Если же 94 — я ни за что не ручаюсь.
— Но почему? — разом воскликнули Рубина на экране и вся кают-компания.
— Потому что я запомнил предыдущее число. Когда сдавал дежурство Фотону, — медленно сказал Регул, — там значилось 91. Входит Теллур — щелк! — 92. За ним ты, Рубина, — и опять щелчок — 93.
— А если 94? — сдавленным, задушенным голосом сказала Талия.
Регул отвечал скоро, не задумываясь:
— Тогда одно из двух. Либо на завод после Фотона вошел еще кто-то, либо надо признать, что привидения способны вращать турникеты.
— Я сейчас же взгляну на счетчик! — закричала Рубина и скрылась с экрана. Стена погасла.
Ни у кого из нас и в мыслях не было усомниться в цифровой памяти Регула. Человек, который в считанные секунды извлекает корни двадцать третьей степени или столь же быстро перемножает в уме пятнадцатизначные цифры, даже такой человек внушает к себе уважение. Что же говорить о Регуле! Трансцендентные уравнения биполярного сфероида галактики одолевал Регул играючи. Те самые уравнения, от которых не одна машина вычислительная электронная задымилась и сгорела, не один академик разуверился в мощи машинного, а заодно и своего собственного, разума.
Итак, Регул назвал число 93. Другого быть не могло. Весь лагерь ждал, что скажет Рубина. Прошло три минуты, пять… пятнадцать.
Неожиданно засветился экран на противоположной стене, и в длинном овале возникла Сигма. Она, как ты помнишь, Астер, дежурила вместе с Ксеноном на звездолете.
— Что произошло? — голос Сигмы срывался. — Отчего засветилась планета? Ослепительное белое сияние… В западном полушарии Неогеи. Может быть… Вызовите завод антивещества!
Атаир кинулся в пультовую. Экран оставался мертвым. Связь бездействовала. В тот же миг мы почувствовали сильный подземный толчок. Весь лагерь заходил ходуном от первого и последнего землетрясения на Неогее.
— Почему вы молчите? — хрипела с экрана Сигма. — Отвечайте, что произошло!
Рядом с ней появился Ксенон. Он долго молчал, затем тихо заговорил:
— Неужели… Завод… Но ведь; буквально десять минут назад я связывался с Рубиной. Оказывается, она спешно отправила мне очередной контейнер. Раньше срока. Заполненный лишь наполовину. Я ничего не понимаю… Одно ясно: взорвался завод.
Страшная минута, Астер. Нечто ужасное, непознанное, неведомое вторглось в нашу жизнь, унесло в забвение трех наших соотчичей. Все оцепенели, застыли в своих креслах. Томительно текло время.
Утром Сигма снова вышла на связь. Поначалу никто из нас не узнал ее, настолько она постарела за эту ночь. Говорила Сигма шепотом, то и дело переходящим в хрипы и свисты.
— Полчаса назад мы пролетали над местом, где… где был завод. Там на сотни километров клубится туман, бушуют ураганы. Сквозь испарения и смерчи разглядеть ничего невозможно, — еле выговаривала она и, не выдержав, разрыдалась. — В центре… острова… металл… растоплен добела. Белый, белый пламень… И радиация… Несколько тысяч рентген…
Никто не проронил ни слова. Казалось, каждый боится вспугнуть тени погибших, витающие в кают- компании. Обращенные в белый пламень тени…
— Вечером мы вылетаем к вам в лагерь, — устало закончила Сигма.
— И бросите звездолет на произвол судьбы? — спросил Регул, никогда не терявший присутствия духа. Это были первые слова, произнесенные в лагере после катастрофы.
— Бросим, бросим, бросим! — вскричала Сигма. — Я не хочу… не могу больше пролетать над братскою могилой! Я не хочу свихнуться от вида этих смерчей и ураганов. Какой смысл торчать в звездолете? Да и кому он нужен теперь, этот ваш звездолет!
— Она права, — сказал Атаир. — Другого завода нам вовек не построить. А без горючего ни о каком возвращении на Землю и думать нечего. Пусть возвращаются в лагерь.
— Пусть возвращаются, — согласился Регул. — Но не раньше, чем я заменю их. Я сейчас же вылечу вместе с Селеной. Привидение, посетившее Фотона, наверняка захочет наведаться и в звездолет.
По прошествии нескольких месяцев мы решились пролететь над местом катастрофы.
От завода не осталось никаких следов. Железо-никелевый остров длиною в несколько километров начисто испарился. Вместо него зиял страшный кратер, покрытый толстым наростом замерзших газов. Метеозонд, опустившийся на дно кратера, тотчас же обволокло синеватым туманом — столь велика была еще радиация.
Что здесь произошло? Неизвестно.
Белый пламень радиации поглотил завод антивещества, растопил в горниле своем плоть Регула, Рубины, Фотона. Нет, никто у нас, Астер, не заблуждался относительно коварных свойств антиматерии вообще, антивещества — в частности.
Не секрет, что экипаж лишь чудом уцелел за время нашего путешествия, когда целых шестнадцать лет мы обитали в нескольких шагах от смерти. И все же чисто интуитивно мы чувствовали, что во взрыве завода скрывается нечто странное, неподвластное разуму, какая-то тайна.
Теллур был самым хладнокровным из всех нас. Он глубоко презирал показную храбрость, драматические интонации в голосе, трагические жесты. Он не раз заявлял, что звездолет не космический цирк-шапито и что в минуту опасности он готов посоветоваться скорее с бесчувственным роботом, нежели со сверхчувствительным человеком. Уж кто-кто, а ом не пожертвовал бы собой напрасно, бессмысленно. Тем более если рядом с ним Рубина.
Между прочим, в твердости и самообладании мало кто мог сравниться и с Рубиной. Вспомни хотя бы эпизод с космическим облаком. Экспедиция была на грани катастрофы, и если бы не решительность твоей матери, Астер, всех постигла бы печальная участь.
Итак, Теллур и Рубина спешным порядком отправили на звездолет очередной контейнер полупустым. Стало быть, они ожидали взрыва, понимали, что завод не спасти. Но почему они не бежали сами? На что рассчитывали? Что заставило их задержаться?
Как бы то ни было, они спасли всему лагерю жизнь: взрыв нескольких сот килограммов антивещества обратил бы Неогею в космическое облако пострашней того, что мы миновали в свое время.
Смущало и другое; как объяснить поведение Фотона?
