оказался Волк. От внимания Волка ничто бы не ускользнуло. У него такой тонкий слух, что он слышит даже, как проплывают в небе облака. И такой острый нюх, что он чует даже дыхание рыбы.
— Но Волка здесь нет! — сердито сказал себе Торак. — Он очень далеко отсюда, на Священной Горе.
Впервые за шесть месяцев он даже завыть не мог от тоски по своему утраченному другу: и представить себе невозможно, кто — или что — может ответить на его горестный призыв.
Выудить из-под обломков шалаша свои пожитки и построить новое убежище Тораку удалось только к середине ночи, и он просто падал от усталости. Очень неприятно, конечно, что он невольно послужил причиной гибели трех молоденьких деревьев. Прямо-таки чувствовалось, как их души парят в воздухе, тоскующие, растерянные, не в силах понять, почему их лишили законного права вырасти и стать настоящими большими деревьями.
«Это все твоя вина, — казалось, шептали Тораку другие деревья. — Это ты принес в Лес зло…»
На этот раз Торак не рискнул забираться в спальный мешок. Вместо этого он разжег костер у входа в свой новый шалаш и уселся там, накинув мешок на плечи и держа на коленях топор. Спать вроде бы совсем не хотелось. И хотелось, чтобы поскорее наступил рассвет…
Проснулся он внезапно. И опять от ощущения, что за ним следят, но на этот раз ощущение было несколько иным. И в воздухе висел какой-то странный запах: горячий, сильный и, в общем, знакомый, немного напоминавший запах гулявника, но толком он со сна никак не мог определить, что же это за запах.
И тут он заметил, что по ту сторону костра кто-то стоит и смотрит на него блестящими глазами. Рука сама собой стиснула рукоять топора.
— Ты кто? — хрипло спросил Торак.
Существо что-то проворчало в ответ.
— Кто ты? — повторил он свой вопрос.
Существо шевельнулось, пламя костра осветило его, и Торак окаменел от ужаса.
Перед ним стоял дикий кабан. Огромный самец длиной от морды до хвоста в два больших прыжка и весом побольше, чем трое крупных мужчин. Его большие мохнатые коричневые уши стояли торчком, а маленькие глазки настороженно смотрели прямо на Торака.
Торак заставил себя стоять неподвижно. Кабан обычно не нападает первым, если, конечно, не ранен или не защищает своих детенышей. Но разъяренный кабан способен бежать так же быстро, как олень, и он совершенно неуязвим.
— Я не желаю тебе зла, — тихо сказал кабану Торак, зная, что тот его, конечно же, не поймет, но, может быть, догадается о смысле сказанного по мирному тону.
Большие кабаньи уши шевельнулись. В отблесках костра сверкнули желтоватые клыки. Зверь раздраженно заворчат и, опустив массивную голову, принялся рыть землю вокруг разрушенного шалаша.
Ему, собственно, нужна была только еда. Начало лета — скудный период для кабанов, от прошлогодних осенних ягод и желудей к этому времени остаются одни воспоминания. Ничего удивительного, что кабан так старательно выкапывает из земли всякие корешки, жуков, червей и вообще все, что можно съесть.
На Торака зверь больше никакого внимания не обращал, и тот через некоторое время даже решился заползти в спальный мешок и, свернувшись в клубок, лежал очень тихо, прислушиваясь к успокаивающему сопению кабана. Новый сосед был, пожалуй, грубоват и настроен не слишком дружелюбно, но все равно Торак был ему рад. У кабанов отличные слух и нюх. Пока он рядом, никто — ни больной безумец, ни тот злобный преследователь — не сможет подойти близко.
Но ведь вскоре кабан уйдет.
Глядя на красные угли костра, Торак думал, что, наверное, Фин-Кединн был прав; похоже, он действительно позволил заманить себя в ловушку, уйдя из племени Ворона. И очень похоже, что тот преследователь — кто бы он ни был — завел его именно туда, куда и хотел. И теперь он остался в Лесу совсем один.
Но кто бы он ни был, этот преследователь, в ту ночь он потрудился на славу.
Когда Торак наконец проснулся и выполз из своего шалаша, моросил дождь. Кабан ушел, костер потух, и кто-то откатил от него в разные стороны камни, затоптав кострище. Кто-то также пробрался в шалаш, пока Торак спал, вытащил у него из колчана, лежавшего под головой, все стрелы и воткнул их в кострище, словно пытаясь создать некий рисунок.
И Торак сразу узнал этот знак. Это был трезубец, знак Пожирателей Душ.
Опустившись на колено, Торак выдернул из кострища одну стрелу.
— Ну хорошо, — громко сказал он, поднимаясь на ноги. — Я знаю, что ты умен; я знаю, что ты отлично умеешь ко мне подкрадываться. Но ты самый настоящий трус, если сейчас же не выйдешь и не встретишься со мной лицом к лицу!
Но никто не вышел к нему из промокшего от дождя подлеска.
— Трус! — крикнул Торак.
Лес ждал.
Тораку отвечало лишь гулкое эхо.
— Чего тебе от меня надо? — продолжал выкрикивать Торак. — Выходи! Давай встретимся в честном бою! Скажи хотя бы, чего ты от меня хочешь?
Но в ответ он слышал лишь шелест дождя по листьям да отдаленный стук дятла. Капли беззвучно стекали по разгоряченному лицу Торака.
Миновало утро, а дождь все не кончался. Торак любил дождь: он приносил прохладу и разгонял мошкару. Торак довольно быстро миновал еще две долины и немного воспрянул духом. Ощущение того, что за ним следят, несколько ослабло. И того безумного воя он больше не слышал.
Возможно, все это благодаря тому, что кабан постоянно находился где-то рядом. Торак его не видел, но следы его незримого присутствия замечал то и дело. Большие участки вывернутого дерна, где он рылся в поисках корешков и червей. Грязную яму у корней большого бука, где он валялся; перепачканную грязью кору, о которую он всласть почесался после грязевой ванны.
Тораку все это лишь прибавляло бодрости. У него появился новый товарищ. Интересно, думал он, сколько этому кабану лет? И не отец ли он тех мохнатых поросят, которых он видел накануне?
День уже клонился к вечеру, когда их пути наконец пересеклись. Мальчик и кабан напились из одного ручья и улеглись отдыхать на одной и той же уютной, навевающей дрему полянке. А один раз, когда оба принялись искать древесные грибы, кабан вдруг грозным ревом отогнал Торака подальше и даже растоптал гриб, который Торак собирался съесть. Торак только потом понял, почему кабан так вел себя, — когда рассмотрел гриб повнимательней. Это оказался вовсе не съедобный древесный гриб, а очень похожий на него ядовитый; и теперь, когда кабан раздавил его, стала видна его сердцевина неприятного красного цвета. Собственно, кабан только что спас его и по-своему, хотя и довольно сердито, посоветовал впредь быть осторожнее.
Дождь продолжал идти и на следующее утро. Весь Лес был окутан туманом, точно плащом. Но когда Торак продолжил свой путь на восток, то вскоре понял, что не только туман скрывает от него свет солнца: сам Лес становился все гуще и темнее.
Торак привык к Открытому Лесу, где кроны деревьев пропускали много солнца, да и подлесок был не слишком густым. А сейчас он добрался уже до тех холмов, что сторожили Сердце Леса. Гигантские дубы, подобно сторожевым башням, высились над мальчиком, широко раскинув могучие ветви и словно приказывая: поверни назад! А в подлеске Торак скрывался с головой; это были настоящие заросли черного тиса и ядовитого болиголова. Небо совсем скрылось за непроницаемой пестротой листвяного покрова.
Весь день кабана поблизости не было, и Торак даже соскучился по нему. Кроме того, он опасался не только своего таинственного преследователя, но и то, что ждало впереди, начинало его страшить.
Все чаше он вспоминал истории, которые рассказывал ему отец. «В Сердце Леса, Торак, все по- другому. Там и деревья словно всегда настороже, и люди куда более подозрительные. Если когда-либо
