себе лучшего места для прогулки и отдыха, как на дороге и её обочинах. Трескотня мотоцикла основательно переполошила всё их пернатое царство. Распустив крылья и вытянув шеи, с кудахтаньем, кряканьем и гоготом, они бестолково носились вокруг, норовя угодить непременно под колёса.
За небольшим поворотом показалась изба Антона.
'Интересно, сам-то дома али нет? Может напрасно прокатился? — обеспокоился Симаков, подруливая к калитке. Она оказалась распахнутой настежь. Около неё толпились женщины: кто с ведром, кто с граблями, а одна так с грудным младенцем на руках. Вокруг сновали одетые в одни лишь шорты, загорелые до черноты неунывающие босоногие ребятишки. Стоящие в кружок женщины что-то горячо обсуждали между собой и не обращали на них ни малейшего внимания. На Симакова они тоже только покосились и в ответ на его приветствие дружно ответили: 'Здрасьте и вам! '
Рядом с калиткой, привязанная вожжами за штакетину, маялась лохматая лошадёнка. Запряжена она была в таратайку — лёгкую двухколёсную повозку на рессорах, которая своей тонкой резной отделкой и гаммой лакокрасочного покрытия представляла самое настоящее произведение искусств народного творчества. Местные называли коляску по-простому — 'ходок' или 'возок'.
Симаков сразу же узнал и эту лошадь, и этот ходок, и у него тревожно защемило в груди. Откуда-то пришла уверенность, что с Антоном случилось несчастье!
Эта поездка, надо сказать, не заладилась с самого начала: то председатель, вчера ещё твёрдо пообещавший дать ему на сегодня отгул, ни с того — ни с сего заартачился, пошёл было на попятную, хотя никакой такой срочной работы не подвалило… То мотоцикл долго не хотел заводиться без видимой на то серьёзной причины. 'Искра в землю ушла! — шутят в таких случаях шофера. Потом, спустя час, словно сжалившись над своим хозяином, закапризничавшая мототехника взяла и заработала как ни в чём не бывало… Симаков так и не смог понять причины столь неординарного поведения своего 'железного коня.'
…То жена, взявшаяся стряпать обещанный Антону обед, нечаянно поранила ножом руку. Приспело Михаилу Степановичу вспомнить службу в армии, боевые вылазки, ранения и связанные с ними навыки… Он крепко-накрепко и вполне профессионально перебинтовал Клавдии порез.
А перед самым отъездом прибежал соседский мальчонка и запыхавшись протараторил, что их телушка отвязалась и теперь блудит по чужим огородам. Пришлось идти, отлавливать своевольную скотинку и по новой перевязывать её по над речкой. За всеми этими событиями и делами он смог выехать со двора только ближе к полудню, а не с раннего утра, как планировал…
И вот сейчас, невольно прислушиваясь к негромкому разговору женщин, Симаков обречённо вздохнул: 'Будь, что будет!'. И не спеша направился к высокому крыльцу, возле которого заприметил мать и сестру Антона в окружении нескольких родственников, проживавших поблизости.
Антона среди них не наблюдалось, и это обстоятельство лишний раз убедило Симакова, что с его приятелем действительно приключилась какая-то беда. По пути он припомнил, что жена ушла от Антона, когда тот ещё пил, а детей у них, как и у самого Михаила Степановича с Клавдией, никогда не было…
В это время отворилась входная дверь и из избы на крыльцо вышла хозяйка ходка. Это была высокая стройная женщина лет сорока, с овальным, слегка скуластым, но тем не менее довольно привлекательным лицом, на котором под чёрными дугами бровей лучились добротой и пониманием огромные изумрудные глаза. Ни у кого в округе больше не было таких глаз! Одета она была просто — в цветастый сарафан из домотканого полотна и на голове светлая косынка, покрывающая пышные светло-русые локоны.
Симаков хоть и не был знаком с ней лично, но от людей знал, что она — известная на всю область ведунья, народная целительница и знахарка в одном лице. Звали эту примечательную женщину Лукерья Лыкова…
Целительница между тем остановилась на верхней ступеньке и внимательным взглядом окинула всех собравшихся возле избы людей. Её проницательный взгляд скользнул по группе внезапно умолкших женщин у калитки, на мгновение задержался на приближающемся Симакове /тот успел уловить в её глазах поочерёдно сменившиеся удивление, интерес, озабоченность и ещё что-то, так и не распознанное им / и, наконец, замер на двух заплаканных женщинах, старой и молодой, матери и сестре Антона. На лице Лыковой тотчас появилось выражение строгого спокойствия.
Оставив родственников, мать и сестра Антона подались к крыльцу навстречу целительнице. Они обнялись и поддерживали друг дружку на ходу. На их онемевших от горя губах застыл один и тот же вопрос, а в глазах сквозь слёзы пробивалась большая надежда.
Однако приговор целительницы оказался неумолим. Плавно поведя рукой перед собой /жест, известный во всём мире как отрицающий или опровергающий нечто/, Лыкова молча сошла по ступеням.
— Отошёл он! — негромко произнесла она, становясь перед матерью и сестрой Антона, — Поздно позвали… На всё воля божья! Молитесь за упокой его души.
Обойдя разом заголосивших мать и дочь, Лыкова вышла со двора и уселась в возок. Перед тем как тронуться в путь, она ещё раз внимательно посмотрела на Симакова. Ошарашенный всем происходящим, тот ничего не замечал вокруг. Его одолевали собственные мысли, поэтому он и не почувствовал, что вызвал у целительницы неподдельный интерес. А та ещё раз по-особому взглянула на Михаила Степановича, задумалась на секунду, поджала пухлые, красиво очерченные губы и в сомнении покачала головой.
Так она и уехала, а Симаков выходил из ступора ещё минут десять…
Внезапная трагическая смерть Антона основательно выбила его из колеи. Ну как тут не верить пословице, что все мы ходим под Богом! Чуть позже, придя в себя, он подробно переговорил с родственниками Антона и до конца прояснил для себя всю картину случившегося с лозоходцем несчастья.
И вот что удалось выяснить!
Сегодня рано по утру Антон, приладив к велосипеду косу, укатил в посадки, что бы немного покосить по полянкам. Но уже через час с небольшим вернулся и сказал, что в распадке Сухого Ручья его ужалила гадюка. Нога у него к тому времени сильно опухла и почернела. Сам он, как только слез с велосипеда, потерял сознание и упал прямо во дворе. Насилу в хату затащили. Немедля позвали фельдшерицу из деревенского медпункта, но у той, как на грех, не оказалось нужного лекарства. Да и откуда ему было взяться в эдакой глухомани?
Приведя Антона в чувство и сделав ему укол против столбняка, медсестра приладила на больной ноге примочку, а сама потом на велосипеде укатила в районный центр Карманово, где в тамошней поликлинике рассчитывала разжиться необходимой сывороткой.
Естественно, ждать её возвращения не стали, а послали за Лыковой, тем более, что Антону с каждой минутой становилось всё хуже и хуже и он опять впал в беспамятство. Целительница на счастье оказалась дома, сразу же отозвалась на беду и прикатила в Хреновую. Но, как выяснилось, было уже поздно! Антон скончался не приходя в сознание…
'Странная какая-то вышла история, — размышлял Симаков, покидая деревню.
— Змей-то у нас в округе отродясь не водилось… На западе области, где раскинулись непроходимые топи, там да! Там этих гадюк — пруд пруди! А у нас про них и слыхом не слыхивали… Так вот поди ж ты, угораздило же Антона на одну такую пришлую наступить! Знать судьба! '
Симаков остановил мотоцикл на перекрёстке за Хреновой и задумался.
'Мне-то теперь что прикажете делать? Антона не стало, кто укажет 'правильное' место? Не отказываться же в самом деле из-за этого от колодца? '
Вокруг раскинулись бескрайние поля, ветерок как хотел забавлялся с послушными травами в которых во всю изгалялись кузнечики; а из-под облаков жаворонки сыпали на землю свои последние хиты. Природа радовалась жизни и ей было абсолютно по барабану до его проблем.
Михаил Степанович вдруг встрепенулся и хлопнул по лбу ладонью.
'А про деда Поликарпова забыл? Ну как есть запамятовал. А ведь Матвей Иваныч лозоходец не слабее Антона будет. Правда, проживает он в Нижней Верее, ну да не беда! На мотоцикле быстро домчу…'
Симаков порылся в карманах куртки, отыскал записную книжку и уточнив адрес Поликарпова, тронулся в путь, благо времени впереди ещё оставалось предостаточно. Он свернул на развилке влево и, минуя сёла Дубинино, Кратово и Долгое в восьми километрах от последнего выехал на асфальтированный в прошлом году 'большак'.
