повезло. Племена были поглощены работой, раскрашивая деревья. Он видел женщин, мужчин и детей, тщательно втиравших охру.
«Что же за безумие такое, — спросил он себя, — заставляет их слепо повиноваться приказам? Разве они не видят, что Тиацци украл у них свободу, словно лис, обобравший мертвую добычу?»
Когда стоянка скрылась из виду, Торак снова взялся за весло. Стоял день. Западный ветер нес гарь от выжженной пустоши. И он по-прежнему не находил следов Ренн.
Заплывая за излучину, он увидел, что северный берег был весь покрыт грязными следами, словно от долбленок. Лодок не было, но он заметил, как что-то блеснуло на ветке ивы. Клок темно-рыжих волос.
Пристав к берегу, Торак осторожно стал пробираться вверх по склону.
Спутанные следы людей вели в Лес. Среди них он нашел следы Ренн. Значит, ее снова поймали. Но зачем им приводить ее сюда?
Усилием заставив себя сосредоточиться, он понял, что люди вернулись через некоторое время и уплыли. Забрали ли они Ренн с собой? Едва ли.
Немного погодя он нашел еще один клок ее волос, привязанный к ветке. Будто бы она хотела, чтобы он пошел за ней.
Обнажив нож, он направился в Лес.
Уже спускались сумерки, когда он добрался до небольшого укрытия в тени упавшей ели. Он увидел тонкие алые нити, свисавшие с деревьев, и рога зубра с выгравированными на них священными завитками. Он догадался, что это было молитвенное укрытие колдуна Зубров. Но в нем царила необычная пустота, словно в покинутой людьми стоянке.
На пороге лежали две перекрещенные ветки: дубовая и тисовая. Полный дурных предчувствий, Торак переступил через них и вошел внутрь. Огонь угас, оставив только белые головешки, крошащиеся, словно кости, но что-то лежало поверх них. Его внутренности перевернулись. Это были обломки лука Ренн.
Не желая верить своим глазам, он поднял почерневшие обломки тиса, в который она вложила столько заботы. Он вспомнил, как однажды прошлым летом он нашел ей толченых лесных орехов, чтобы смазать лук. Солнце сияло на рыжих волосах Ренн, и Торак задумался, что это должно быть за чувство, если обмотать их вокруг своего запястья. Тогда она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза, и его лицо стало пунцовым. Волк прошмыгнул мимо них, пытаясь завладеть орехами, но Ренн отодвинула его морду: «Нет, Волк, это не тебе!»
Однако вскоре она сжалилась и дала ему горсть.
Опустившись перед углями, Торак сгреб остатки лука. Он почувствовал запах пепла и острый запах ели. У колена он нашел маленький янтарный шарик и поднял его. Да, это еловая смола. И рядом с ней — отпечаток руки, руки большого человека. На ней не хватало двух пальцев.
Все разом встало на свои места. У Торака закружилась голова, и он словно падал вниз с огромной высоты. Тиацци был колдуном племени Зубра. И Тиацци же был колдуном племени Лесной Лошади. Это было одно и то же лицо.
Тиацци схватил Ренн.
Вскочив на ноги, Торак бросился прочь из укрытия. Лунный свет озарял поляну ледяными голубыми отблесками. Он представил, как Тиацци заставляет Ренн смотреть, как он ломает ее лук. Представил, какое наслаждение это, должно быть, доставило Повелителю Дубов. И он хотел, чтобы Торак знал это. Он нарочно оставил лук, как знак, и отпечаток своей трехпалой руки. И эти перекрещенные ветви… Он словно объявил ему, что Ренн у него.
В священной роще, где с дуба свисали тушки мертвых животных.
Торак, шатаясь, подошел к дереву, и его вытошнило.
Это все была его вина. Охваченный жаждой мести, он сам отдал Ренн на растерзание Повелителю Дубов.
Большой Бесхвостый был всего в нескольких прыжках от него, но Волк не мог пойти к нему. Что-то разделяло их, словно огромная Большая Мокрая пролегла между ними.
Сперва Большой Бесхвостый держал в передних лапах Длинный Коготь, Который Летает — тот, что принадлежал Сестре, а потом аккуратно положил его на дерево. Волк почувствовал его страх, но где-то в глубине за ним гнездилась ужасная жажда убийства.
Это была та самая жажда, что не дала Волку пойти к нему.
Но зачем? Волки так не поступают. Это… это было не от волка.
Тревога сжала нутро Волка своими когтями. Он яростно разгрыз ветку. Он бегал кругами.
Большой Бесхвостый услышал его. Он остановился и заскулил.
Волк жалобно присвистнул и попятился назад.
Он вспомнил, как нашел белых волков в земле Великого Холода и попытался рассказать им о Большом Бесхвостом.
Волк знал, что вожак ошибается, но тогда не посмел спорить.
Но сейчас все изменилось.
Большой Бесхвостый поднялся на задние лапы и пошел навстречу Волку, лицо его выражало замешательство:
Его лицо…
С самого начала Волку нравилось плоское, бесшерстное лицо Большого Брата, но сейчас, стоя во Тьме, он смотрел на него и видел, как разительно оно отличается от морды волка. Глаза Большого Бесхвостого не отбрасывали свет Яркого Белого Глаза, как бывает у всех волков.
Внезапное прозрение обрушилось на Волка с силой падающего дерева, он понял, что томило его много Света и Тьмы. Большой Бесхвостый не был волком.
Боль, какой он никогда прежде не знал, пронзила Волка глубоко в самое сердце. Даже когда он был детенышем на Горе и ужасно скучал по Большому Бесхвостому, он не чувствовал такой боли.
Большой Бесхвостый не был волком.
Не волк.
Глава тридцать первая
— О, Волк! Я думал, ты знаешь.
Заскулив, Волк махнул хвостом и убежал.
Торак погнался за ним, продираясь сквозь деревья. Но это было безнадежно. Выбившись из сил, он остановился и согнулся пополам, жадно хватая ртом воздух. Вокруг него белые рябины разворачивали свои серебряные листья, чтобы собрать свет полной луны. Он завыл. Волк не ответил. Вой Торака перешел в стон. Волк ушел. Ушел навсегда?
Деревья зашелестели на ветру, словно шепча ему:
Торак пробежал мимо укрытия туда, где оставил свою долбленку. Он запрыгнул в нее и поплыл вверх по течению, вонзая весло в тело реки, словно это была плоть Тиацци. Он плыл под бесконечным гнетущим