Мысли». Он-то и положил конец придиркам со стороны миссис Йиоу, явившись к ней и как следует ее отчитав, а затем пригрозив предъявить ей иск за оскорбление добропорядочной семейной пары, живущей в освещенном церковью браке в соответствии с русскими обычаями. Домохозяйке перспектива судебного разбирательства пришлась не по вкусу, кроме того, ей вовсе не хотелось терять постояльцев, всегда исправно плативших за квартиру. Больше к этим разговорам она не возвращалась. Ей было невдомек, что тихая и кроткая Крупская, обожавшая любимую хозяйскую кошку, учившую ее по утрам «говорить» «мяу» и здороваться за лапку, была конспиратором-нелегалом высочайшего класса; что она, целыми днями сидя дома, трудилась, расшифровывая секретные документы, или проявляла над горящей свечкой написанные невидимыми чернилами послания. Ей и в голову не могло прийти, что, когда Крупская выходила утром со своей хозяйственной кошелкой за покупками, в этой сумке она скрывала письма, конечными пунктами доставки которых были революционные центры по всей России.
Ленин приехал в Лондон с целью наладить издание «Искры» в местной типографии. Он помещал в газету много собственного материала, но, понятно, писать за всех он не мог. Не говоря уже о том, что в технических деталях производства газеты он не разбирался и не занимался вопросами ее распространения. Ему нужны были помощники, и вскоре из Мюнхена прибыли Мартов и Вера Засулич. Они остановились в доме на Сидмаут-стрит, в пятикомнатной двухэтажной квартире, снятой Алексеевым для революционеров, на время приезжавших в Лондон. Жилище это находилось совсем недалеко от квартиры Ленина на Холфорд-сквер, и поэтому их обитатели постоянно курсировали из одной квартиры в другую.
В алексеевской «коммуне» революционеры жили, как веселые нищие, — готовили еду на газовой горелке, а иногда и вовсе забывали о еде. Вера Засулич напоминала персонаж, сошедший со страниц романа XIX века из жизни богемы. Целые дни она проводила в муках творчества. Слоняясь из угла в угол в своей маленькой комнате, шлепая тапками по полу, она на ходу сочиняла статьи, которые, как правило, оставались незаконченными. При этом она курила папиросу за папиросой, и везде — на столе, на подоконниках — оставляла окурки; ее блуза, руки, юбка и даже лицо были щедро усыпаны пеплом. Папиросный пепел был на рукописях, в ее чайной чашке. Стоило к ней приблизиться для короткого разговора, как ее собеседник тут же покрывался густым слоем пепла. В ее комнате постоянно кипел самовар; для поддержания жизни ей ничего не нужно было, кроме папирос и чая.
Мартов тоже был достаточно своеобразной личностью. Вдохновляясь, он так много говорил, что Ленин всячески старался избегать с ним встреч, разве что в случаях необходимости. Он нарочно так устроил, что, когда Мартов по утрам являлся к ним на Холфорд-сквер работать вместе с Крупской над корреспонденцией, к тому моменту он уже уходил в библиотеку Британского музея. Человек благородной души и чувствительный, отпрыск древнего еврейского рода, давшего миру не одно поколение мудрецов и ученых, Мартов имел особую манеру выражать свои мысли; он всегда говорил возвышенно и страстно, облекая свою речь в форму образцов изящнейшей словесности, и порой за их красотами трудно было уловить сам смысл высказывания. Мартов находил, что ему крайне сложно работать с Лениным, — тот не был ценителем тонких чувств и высокого полета мыслей, и кроме того, в любых случаях, когда требовалось мнение Ленина по какому-либо поводу, его вердикт был неизменно суров и прямолинеен. Любопытно, что, отзываясь о Плеханове, Вера Засулич сравнивала его полемический стиль с поведением борзой, которая прихватит зубами — и отпустит. О Ленине она говорила, что он, как бульдог, — вцепится мертвой хваткой и не отпускает. Мартов разделял ее привязанность к Плеханову, а к Ленину он так и не смог привыкнуть, ему было не по себе в его обществе. Побыв несколько недель в Лондоне, он сказал, что ему надо ненадолго отлучиться в Париж, и уехал, чтобы уже не вернуться.
С приближением лета Ленина все больше стали волновать проблемы, связанные с изданием газеты «Искра». Он прекрасно понимал, что находится в оппозиции ко всему составу редакции. Его работа «Аграрная программа русской социал-демократии» подверглась критическому обсуждению редакционной коллегии. Он получил много замечаний по ее содержанию и стилю. Вдобавок к этим разногласиям его вывело из себя письмо, полученное от Плеханова, — не только тон его, но главным образом критические соображения, которые тот высказывал. Ленин ответил ему хлестким письмом, давая понять, что разрывает с ним личные отношения. «Получил статью с Вашими замечаниями. Хорошие у Вас понятия о такте в отношениях к коллегам по редакции! Вы даже не стесняетесь в выборе самых пренебрежительных выражений, не говоря уже о „голосовании“ предложений, которых Вы не взяли труда и формулировать, и даже „голосовании“ насчет стиля. Хотел бы знать, что Вы скажете, когда я подобным образом ответил бы на Вашу статью о программе? Если Вы поставили себе целью сделать невозможной нашу общую работу, — то выбранным Вами путем Вы очень скоро можете дойти до этой цели. Что же касается не деловых, а личных отношений, то их Вы уже окончательно испортили или вернее: добились их полного прекращения».
Ленинский выпад против Плеханова скорее всего был результатом переутомления и заболевания легких, которое впоследствии перешло в хроническую форму. Вообще их отношения с Плехановым — это целая история несогласий и расхождений; ни тот ни другой не могли принять ни стилистических приемов письма, ни политических воззрений своего оппонента. Они то и дело разносили в пух и прах еще не опубликованные опусы друг друга. Плеханов писал красиво, сдержанно, с достоинством; Ленин — лихо, временами подпуская слащавой революционной патетики. Их публицистика как нельзя лучше отражала их человеческие характеры. Ленин выводил на полях плехановских работ: «неясно», «сыро», «упрощение», «повтор», «стиль требует доработки». Плеханов ему платил той же монетой, только его поправки к ленинским творениям были более тонкими и уничтожающими, — он отличался не только аристократической осанкой, во всех своих проявлениях он был истый аристократ. Словом, они пожирали друг друга, как два паука в банке.
Тогда же, в Лондоне, вслед за письмом, в котором Ленин заявлял о разрыве с Плехановым, он же выслал другое, мягкое, вполне сердечное. Плеханов, может быть, втайне и желал от него отделаться, Ленин, однако, понимал, что без Плеханова ему не обойтись никак. И так они продолжали шерстить друг друга, обоюдно громить подготовленные к печати статьи, внешне оставаясь в приличных отношениях.
В июне, ощущая потребность в отдыхе, Ленин уехал во Францию, где сначала побывал в Париже, а затем обосновался в небольшом курортном городке с минеральными источниками, который находился в Бретани, на побережье океана. Там к нему должны были присоединиться его мать и сестра Анна. Ленин не взял с собой Крупскую, оставив ее в Лондоне вести корреспонденцию. Во Франции он написал статью. В ней он объявлял войну социалистам-революционерам, считавшимся наследниками идей «Народной воли». Если раньше, в книге «Что делать?», он признавал, что и социал-демократы вышли из все той же «Народной воли», из ее традиций, то теперь он почувствовал необходимость придать своей партии новый официальный статус, отмежевавшись от «Народной воли». Он писал: «
Неверно думать, что Ленин жил, уйдя с головой в решение непосильных задач. Надо было завоевать друзей, принимать посетителей. Поэтому когда однажды ранним осенним утром в их квартиру на Холфорд- сквер ворвался только что бежавший из иркутской ссылки молодой человек, — с копной вьющихся волос, с горящими глазами, с мелодичным голосом, да к тому же с манерами покорителя сердец, и, мало этого, обладатель живого и острого ума, — Ленин пришел в совершеннейший восторг. Молодой человек был известен в кругах подпольщиков под кличкой «Перо». Ему было всего двадцать два года, но он уже успел
