И, прищурясь, усмехаясь, он прибавил невесело:
— Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя — руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-гм, — должность адски трудная!»
Но весной 1915 года мысль о том, что на его плечи в скором времени ляжет бремя государственной ответственности, была из области нереального. Кто его слушал тогда, нищего фанатика, твердившего, что развязанная война служит исключительно одной цели, цели наживы; что она выявила нечистоплотность, гнилость и скотство в среде рабочего движения, лишив его возможности бороться за власть? А между тем в воюющих странах постепенно входил в жизнь и завоевывал все новые позиции жесткий государственный социализм. Он уже становился практикой, тот самый социализм, который Ленин всегда проповедовал, но проявился он в гибких формах, недоступных пониманию Ленина, так что разглядеть эту явь ему было не дано.
Весной 1915 года умерла мать Крупской. С ее смертью связана такая история. Однажды ночью Крупская, устав от постоянного дежурства у постели умирающей матери, ушла спать, попросив Ленина разбудить ее, если она понадобится матери. Ленин сидел и работал. В ту ночь она умерла. На другое утро Крупская, проснувшись, увидела, что ее мать лежит уже мертвая. Потрясенная, она потребовала от Ленина объяснений, почему тот ее не разбудил. «Ты просила разбудить тебя, если ты ей понадобишься, — ответил Ленин. — Она умерла. Ты ей не понадобилась».
Этот эпизод впервые упоминается в превосходной краткой биографии Ленина, написанной Исааком Дон Левиным и вышедшей под заголовком «Ленин человек». Поступок был вполне в духе Ленина, крайне негуманный, но как бы продиктованный гуманными соображениями. Другого от него нельзя было ожидать.
Шла война, принося невыносимые потери и страдания народам вовлеченных в нее стран. В рядах сражавшихся зрели гнев и отвращение к этой кровавой бойне. Под давлением общественных настроений социалистическое движение осознало необходимость неотложных мер и объявило всеобщую стачку, направленную против войны. Не только левые радикалы, но и рядовые люди видели в этой войне чудовищное преступление. Их бросали в тюрьмы, иных даже расстреливали. Ленин двояко относился к войне. С одной стороны, он считал, что ее следует прекратить как бессмысленную, просто безумную; с другой — он желал бы, чтобы она продолжалась до тех пор, пока не рухнут все институты государственной власти, и тогда — тогда коммунисты смогут взять власть в свои руки. Он предвкушал этот момент и радовался, наблюдая, как в испытаниях крепнет и сплачивается социалистическое движение. В лучшей своей статье военного периода, озаглавленной «Крах II Интернационала», написанной им в мае-июне 1915 года, он в пух и прах разносил Каутского и излагал собственные взгляды на истинную и последовательную революцию, которая должна положить конец всем войнам. «Давно признано, — писал он, — что войны, при всех ужасах и бедствиях, которые они влекут за собой, приносят более или менее крупную пользу, беспощадно вскрывая, разоблачая и разрушая многое гнилое, отжившее, омертвевшее…»
5 сентября 1915 года в Циммервальде близ Берна по инициативе ЦК Итальянской социалистической партии была созвана Международная социалистическая конференция. В ней приняли участие тридцать восемь делегатов из Италии, Германии, Франции, России, Польши, Голландии, Швейцарии, Швеции, Норвегии, Румынии и Болгарии. Среди ее участников были: Ленин, Сафаров, Зиновьев, Мартов, Аксельрод, Радек (последний — от польской социал-демократии). Швейцарских социалистов представляли Роберт Гримм и Фриц Платтен. Троцкий выступал отдельно от лица своей группировки. Все единодушно поддержали направленный против войны манифест, в котором говорилось: «Развязавшие эту войну лгут, утверждая, что война освободит угнетенные народы и послужит демократии. На деле они хоронят свободу своих наций и независимость своего народа на разоренных по их милости землях… Настоящая борьба есть борьба за свободу, за мир между народами, за социализм». Ленин пошел дальше. В коротком манифесте его сочинения, подписанным восемью делегатами, включая Платтена, Зиновьева и Радека, он возглашал: «Не гражданский мир между классами, а гражданская война!» Тогда же он внес предложение о создании Третьего Интернационала, но его предложение было отклонено.
В феврале 1916 года Ленин и Крупская переехали в Цюрих. Они сняли комнату в домике XVI века, принадлежавшем Адольфу Каммереру, сапожнику. Комнатка была маленькая, неуютная, окно выходило на колбасную фабрику, поэтому им приходилось держать окна закрытыми даже в жаркие летние дни. Обстановка была более чем скромная: стол, две кровати, два стула и швейная машина. Сапожник проникся искренним уважением к Ленину. «Он всегда покупал пузырьки со специальным маслом против облысения, — рассказывал потом сапожник. — И забывал выключать газ. Но в общем-то он был славный малый». Ленин старался как можно меньше бывать дома, целыми днями занимаясь в библиотеке, и приходил домой только к вечеру, чтобы разделить с Крупской нехитрую трапезу. Кстати, Крупская наконец-то научилась с помощью фрау Каммерер немножко готовить. Их угнетала бедность. «Дьявольски дорогая жизнь, чертовски трудно стало жить», — писал Ленин, а между тем его потребности были весьма скромны и за комнату они платили гроши.
У него появились новые сторонники; не спеша, методично он расширял круг своей деятельности. Он читал лекции, которые, правда, мало кто посещал, но русская колония политэмигрантов взирала на него с почтением, даже с благоговением. Как раз в то время он закончил книгу «Империализм, как высшая стадия капитализма». Он считал, что империализм возник в период между 1898 и 1900 годами. Это было одним из забавных его заблуждений. Мысль эту он заимствовал из книги Д. А. Гобсона «Империализм»; вообще-то он как следует проработал этот источник. В целом новая ленинская работа, явно написанная сгоряча и плохо продуманная, как-то не соответствовала его уровню. Если «Крах II Интернационала», более ранняя его работа, отличалась язвительностью, напором, остротой, то тут, в его новой работе, нет живого чувства, одна неоправданная самоуверенность.
В июле 1916 года умерла его мать. Он тяжко перенес потерю. Часто уезжал из Цюриха и подолгу бродил в горах.
Это был год сплошных неудач. В ноябре он писал Инессе Арманд: «Здесь было сегодня собрание левых: пришли
Пришла зима. Все его надежды, казалось, пошли прахом. В январе 1917 года Ленин выступил перед собранием молодых швейцарских рабочих в Народном доме в Цюрихе. Он произнес свою речь по-немецки. Она была посвящена революции 1905 года. Он сказал:
«Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией. Чудовищные ужасы империалистической войны, муки дороговизны повсюду порождают революционное настроение, и господствующие классы — буржуазия, и их приказчики — правительства все больше и больше попадают в тупик, из которого без величайших потрясений они вообще не могут найти выхода.
…Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции».
Так говорить мог лишь человек, почти распрощавшийся со всякой надеждой стать свидетелем свершившейся революции.
ПЕРЕД БУРЕЙ
Русскому пролетариату выпала на долю великая честь
